«Еще немного, и я расплачусь, — подумала она. — Главное, чтобы он этого не видел».
— Послушай, а тебе никогда не приходило в голову, что, для того чтобы упрекать в чем-то, надо иметь на это право?
Игорь говорил без злости, и оттого слова прозвучали особенно безжалостно.
— Я, значит, не имею?
— Нет. И знаешь почему? — Он остановился посреди танцевальной площадки и опустил руки: — Потому что я не могу заставить себя любить. Понимаешь: заставить! В этом никто не виноват, ни ты, ни я. Это жизнь, понимаешь?.. И не обижайся, ладно?
Танцующие толкали их, и Лену начало относить в сторону от Игоря. Он еще что-то говорил, но она не слышала, только видела его двигающиеся губы.
Слезы текли из ее глаз. Как в полусне, она вернулась к столику, взяла сумку, в которой был номерок, и, сказав, что скоро вернется, пошла к гардеробу. Здесь ее ожидал еще один удар. В двух шагах, у зеркала, не замечая ее, стоял Игорь со своей девушкой. Они на полминуты опередили Лену.
— Ты можешь толком сказать, кто она такая? — спрашивала девушка, никак не попадая в рукав своего пальто.
— Откуда я знаю, Таня? — оправдывался он. — Ну откуда я могу знать?
— Тогда почему мы уходим?
— Ты что же, ничего не поняла? — Игорь понизил голос. — Она же сумасшедшая. Знаешь, что она сказала мне, когда мы отошли от столика? Что будет приглашать на все танцы подряд. Так что, если хочешь просидеть весь вечер одна, я не против — давай вернемся.
— Терпеть не могу твоих идиотских шуточек…
Девушка наконец надела пальто, напялила свой капюшон, отвернулась от зеркала и тут, заметив устремленный на себя взгляд, испуганно схватила Игоря за рукав. Он обернулся.
— Ну вот, я же тебе говорил. — Он схватил ее за руку и торопливо повел к выходу.
Лена слышала, как за ними захлопнулась дверь, но долго еще не могла двинуться с места, глядя на свое заплаканное лицо, отраженное в огромном, в человеческий рост, зеркале…
Из детского сада вышла нянечка. Она выплеснула на землю горячую воду из ведра и, окутанная паром, с любопытством посмотрела на сидевшую в беседке женщину.
Ямпольская встала и направилась к калитке…
— Выгораживать сына я не собираюсь, — заявила Красильникова, и по тому, как решительно она это произнесла, Логвинов понял: Светлана Сергеевна ждала разговора и настроена по отношению к Игорю агрессивно.
Инспектор не спешил с выводами, и потому ответа на вопрос, что заставляет эту женщину занять именно такую позицию — свойства характера, равнодушие или желание избежать упреков в свой адрес, — у него не было. За те несколько минут, что прошли с начала беседы, мать Красильникова успела убедить его в одном: судьба сына волнует ее меньше, чем можно было ожидать.
— …Ему двадцать восемь лет. Возраст, когда пора отвечать за свои поступки. — Так она закончила свою мысль и одновременно как бы подвела черту под предварительной частью беседы.
Они сидели в просторном врачебном кабинете, сплошь заставленном стеклянными шкафами. Сквозь их прозрачные стенки были видны лежащие на полках эмалированные сосуды, банки, прикрытые марлей инструменты, пузырьки с лекарствами. Под потолком назойливо гудела лампа дневного света.
Светлана Сергеевна сидела, не касаясь спинки стула, внешне спокойная и подтянутая. Изредка она проводила пальцами по отворотам своего халата, проверяя, застегнута ли верхняя пуговица, и, убедившись, что застегнута, профессиональным жестом засовывала руку глубоко в карман. Халат был сильно накрахмален, и инспектор подумал, что он, наверное, страшно жесткий и скрипит, как застывшее на морозе белье.
— Видите ли, Светлана Сергеевна, — Логвинов отодвинул чистый бланк протокола, — в первую очередь нас, конечно, интересуют обстоятельства дела. Если вам что-нибудь известно о совершенном неделю назад преступлении, мы будем благодарны за помощь. Если нет — просто расскажите о своем сыне, нам это тоже интересно.
— Что и как там произошло, не имею ни малейшего представления, — отрезала Красильникова. — Живу я в другом районе города и на Первомайской не бываю.
Это прозвучало как подтверждение прежней линии невмешательства и предупреждение, что она снимает с себя всю ответственность за действия сына.
