Через два дня я пришла в Боярышник, усталая и голодная, грязная и отчаявшаяся. Ни один из приличных постоялых дворов не пустил меня в свои двери, и я очутилась в грязном трактире по соседству с бойней. Я быстро смекнула, почему так много женщин сидит в пивной, и такова была степень моего невежества и уныния, что я решила сама искать клиента. Голод, должно быть, размягчил мои мозги. Я ведь не девственница, подумала я, и моя мать, раз и навсегда решившая, что я не должна повторить ее ошибку, отвела меня к надежной травнице, заметив, как младший садовник ласкает мой зад. Мне не пришло в голову беспокоиться о какой-то там болезни и, глядя на конкуренток, я почувствовала уверенность, что уж на еду непременно себе заработаю.
Я расчесала пальцами волосы — в те дни я носила длинные — и пощипала щеки, чтобы вызвать румянец. Я до сих пор мою волосы травами, чтобы добавить им рыжины, и крашу глаза, чтобы казались зелеными, а не серыми; не смотря на пятна, мое красно-бурое платье выглядело довольно экзотично в закоптелой пивной. Скорее всего никто из этих мужланов никогда не видел настоящей Лесной Девы, и, вспомнив их репутацию, я решила поднять цену. Следующий посетитель, который стал осматривать ждущих женщин, был высок и темноволос, с резкими чертами лица, но при этом красив. Он быстро обошел всех и поймал мой взгляд. Другие шлюхи отвернулись, перешептываясь между собой. Завидуют, наивно решила я.
— Так-так, значит, ты нездешняя? — Он подошел и жестом потребовал вина, которое я с жадностью выпила.
— Нет, я только прохожу здесь. — Я постаралась вы глядеть загадочной и соблазнительной.
— Совсем одна? — Его рука коснулась моей, когда он наливал еще вина.
— Люблю путешествовать налегке, — улыбнулась я с внезапным воодушевлением.
Он был чистый и молодой и на вид богатый, а ведь могло быть намного хуже. Как я уже сказала, в те дни я была слишком наивна.
— Как тебя зовут, дорогуша?
— Мерит.
Вообще-то так звали мою тетку — старую деву, но кому какое дело?
— Это не очень удобный трактир. Могу ли я предложить тебе мое гостеприимство?
Какой-то новый способ выражать это, подумала я, но не собиралась спорить. Я улыбнулась ему из-под накрашенных ресниц.
— Уверена, мы могли бы прийти к согласию.
В конце концов, я хотела получить несколько монет, а не просто теплую постель и еду.
Он предложил мне руку, и я гордо выплыла из мрачной пивной, принимая внезапный гул голосов позади нас за обманутые надежды.
И вот, десять лет спустя, я стояла и задумчиво смотрела на окна. Это был тот салон, куда он привел меня, я была уверена. Впустил и велел подождать. У меня поднялось настроение при мысли о еде и чистых простынях, и предстоящее дело даже сулило удовольствие. Я обошла комнату, разглядывая прелестные гобелены, полированную мебель и великолепное тормалинское серебро на каминной полке. Баллады, которые пел мой отец, эхом зазвучали в моей голове — добродетельную девушку, на чью долю выпали трудные времена, спасает красивый дворянин и прочая чепуха.
Услышав скрип двери, я повернулась с манящей улыбкой на губах, но мой хозяин не нес обещанный ужин. Он запер за собой дверь и мерзко улыбнулся, поглаживая собачью плетку. Он разделся до рубашки и рейтуз и весь покраснел от предвкушения. Я подвинулась, чтобы между нами оказался стол. Блеск в его глазах выглядел таким красноречивым, что стало ясно: разговорами мне из этого не выбраться. Возможно, я была наивной, но не настолько глупой. Я поняла, что мне грозит серьезная опасность.
— Иди сюда, шлюха! — приказал он.
— Если вы хотите чего-нибудь повеселее, чем просто переспать со мной, то я хочу больше денег, — нахально парировала я. Может, он подумает, что я собираюсь играть, тогда он, возможно, станет небрежен, и я сбегу отсюда, как крыса из горящего амбара.
— Ты получишь то, что я решу тебе дать.
Он говорил не о деньгах; он ринулся на меня, и плеть хлестнула по моей щеке.
Я громко закричала, но мерзавец лишь засмеялся.
— Моим слугам хорошо платят, чтобы они были глухими, потаскушка. Кричи сколько хочешь! Мне это нравится.
Я видела, ему действительно нравится. Он двинулся, я — тоже, мы обошли вокруг стола, и он нахмурился.
