Хозяин таверны что-то быстро сказал на непонятном диалекте мальчишке, державшему кувшин с горячей водой, и оба подавили усмешку.
— Я спрашивал, — с сильным акцентом продолжал старик, — ваша честь будет ужинать в общей зале или желает снять кабинет? — В его улыбке крылся похотливый намек.
— Мы будем ужинать одни, как это принято, когда путешествуешь со знатной барышней.
Казуел говорил медленно, намеренно подчеркивая чистоту своей дикции. Пример коренного тормалинца должен показать этим деревенщинам, до чего они исковеркали его благородный язык, подумал он с удовлетворением.
— Как пожелает ваша честь.
Старик взмахом руки велел юнцу выйти из спальни и прикрыл за собой дверь, но не до конца.
Зашипев от раздражения, Казуел пошел запереть ее на щеколду и нахмурился: эти двое еще смеют разбирать его по косточкам, с грохотом спускаясь по лестнице.
— Как, по-твоему, дядя, что у него за дело? Думаешь, продает эти книги?
— С такими манерами он не шибко наторгует, в какие бы наряды ни рядился. При таком отношении он даже козлу объедки не продаст.
— А кто эта милашка? Думаешь, он макает туда свое перо?
— Нет, по мне, она не из таких, слишком юная, слишком тихая. Такая вот не стала бы драться с мышью за свой сыр.
Казуел с силой захлопнул дверь, так что пламя свечи задрожало. Он постоял с минуту, обдумывая достойный ответ этому наглому юнцу, затем снял рубашку, чтобы смыть дневную грязь. Он содрогнулся при воспоминании о часах, проведенных в дилижансе, битком набитом один Рэпонин знает какого класса людьми. Первым делом осмотрел свои белые руки и довольно узкую грудь. Не обнаружив блошиных укусов, он несколько смягчился и, взбив пену кисточкой в серебряной оправе, сноровисто намылил лицо.
Поставив свое стальное полированное зеркало под таким углом, чтобы выгоднее падал свет, Казуел изучил свое отражение, утешаясь аристократическими линиями лба и челюсти. Кровь Девуара все еще помечает своих сыновей чертами древней силы, подумал Казуел, чувствуя, как к нему возвращается хорошее настроение. Он осторожно провел вниз острое стальное лезвие, дабы ни капли крови того дворянина — возможно, больше не облагороженной — не осталось на его полотенце.
Поворачиваясь к сумке с туалетными принадлежностями, маг взглянул на скромный подбор выцветших томов, аккуратно сложенных на обшарпанном столе рядом с неровной стопкой пергаментов. Его вдохновение немного погасло: надо бы побольше книг вручить Узаре по возвращении в Хадрумал, не так ли? Казуел в раздумье зачесал назад волнистые каштановые волосы.
В дверь робко постучали.
— Войдите.
Прежде чем войти, Аллин нерешительно заглянула в комнату.
— Хозяйка сказала, что ужин готов, можно подавать? — Неуклюже приседая в реверансе, она спохватилась и неистово покраснела.
— Я же говорил тебе, Аллин, незачем это делать. — Казуел пытался сдержать досаду, не желая вызвать у девушки еще один приступ плача, особенно сейчас, когда они одни в его спальне и он без рубашки.
— Простите, мессир Девуар, — опустив голову, еле слышно прошептала Аллин и затеребила юбку.
— Не нужно извиняться, — произнес Казуел добро душным, как ему представлялось, тоном. — Помни, быть магом — значит внушать уважение. Ты должна приучить себя к этому.
Он достал из сумки чистую рубашку и хмуро оглядел мятые складки.
— Как твоя спальня? Удобная?
— О да. — Аллин сплела пухлые руки. — Хотя я с радостью спала бы в женской комнате, если так будет лучше.
— Прошли те дни, когда ты делила постель со своими сестрами, не говоря уж о посторонних людях в общей спальне. — Казуел смахнул пылинку с рукава. — Ну, идем ужинать. Я покажу тебе книгу, которую купил сегодня.
Он взял пару томов и свои записи.
Аллин хотела что-то сказать, но промолчала и послушно взяла мага под руку. Ей пришлось почти бежать, чтобы не отставать от него. Сам не более чем среднего роста, Казуел возвышался над ней на целую голову. Улыбнувшись Аллин, он снова подумал, какую обузу на себя взвалил. Эта девчонка должна бы радоваться отдельной комнате, раньше ей и мечтать не приходилось о таком уединении.
Сверкавший чистотой, хоть и просто обставленный кабинет приятно его удивил. Когда они сели за старомодный стол, дверь распахнулась, и толстая женщина, придерживая ее бедром, внесла нагруженный поднос.
