— Какое же это произведение искусства? — проворчал Дэнд, не переставая копать.
— Это не произведение искусства! — заявил вдруг Дуглас, который, бросив охапку соломы, вскочил на полуразвалившуюся стенку сада. Отломив от куста старую ветку, он принялся размахивать ею как шпагой. — Это дракон, а я Тристан, который, пришел, чтобы убить его.
— А я тогда буду сэром Галаадом, — заявил Рэм, подбирая другую ветку и направляя острие импровизированной шпаги на Дугласа.
— Почему бы уж тогда не самим королем Артуром? — крикнул Дэнд из своей канавы.
— Потому что ему никогда не приходилось никуда ездить! — объяснил Дуглас, делая выпад, который Рэм изящно парировал, а потом нанес ответный удар. Дуглас рассмеялся довольным смехом. — Он посылал других на поиски приключений, а я буду искать приключения сам. А это… — он широким жестом указал на все, что вокруг, — будет моим испытательным полигоном.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Кит, который старался выкорчевать массивный корень, вросший в стену, отделяющую розовый сад от остальной территории монастыря. Хотя ему было всего пятнадцать лет, плечи у него были широкие, как у мужчины.
— Я думаю, что это одно из испытаний, которое должно подготовить нас к дальнейшей жизни, — сказал Дуглас.
Голова Дэнда появилась над плетеной изгородью.
— В таком случае мне можно больше не копать.
— Это еще почему? — ожидая подвоха, спросил Рэм.
— Потому что у меня нет полной уверенности в том, что я стану землекопом, — заявил Дэнд.
Дуглас усмехнулся, со вздохом отбросил свою «шпагу» и легко спрыгнул на землю, показывая, что игра закончена.
— Тебя ждут более важные дела, чем копание канав, Дэнд Росс. Никогда не забывай об этом.
— В этом я не сомневаюсь, — прошептал Дэнд, глядя вслед удаляющемуся приятелю.
Замок среди шотландских вересковых пустошей,
27 июля 1806 года
— Известная красавица, безупречного, хотя, возможно, и не столь знаменитого рода, взяла любовника. Какого-то французишку, — сказал, сразу же осознав свой промах, типичный англичанин, безмозглый великосветский сплетник по имени лорд Росетт, и, закашлявшись, исправился: — Я хотел сказать «француза».
— Из старой аристократии, несомненно, — заметил хозяин замка, Морис Сент-Лайон. К счастью для Росетта, граф был слишком занят этой любопытной информацией, чтобы обратить внимание на пренебрежительный намек на его национальную принадлежность. К тому же, прожив среди англичан со времен революции, он привык к плохим манерам.
— Несомненно, — кивнул Росетт. Сняв плащ, он бросил его на руки поджидавшего лакея. Верный своей натуре сплетника, он выболтал самую сенсационную часть сплетни, как только переступил порог замка и увидел хозяина. Потом он повернулся и одобрительно присвистнул.
— Неплохо для замка, Сент-Лайон, дружище. Совсем неплохо. — Он огляделся вокруг, заметив и толстый восточный ковер, и тяжелые гобелены, прикрывающие только что заделанные трещины в стенах, и сверкающий паркетный пол, и новенькие стекла в окнах. — Видели бы вы родовое гнездо, где рос я, — сказал Росетт. — Ни водопровода. Ни отопления. Ни общества.
Как догадывался Сент-Лайон, из этих трех зол для Росетта самым большим было отсутствие общества. Сент-Лайон успел заметить, что это было избитой схемой поведения сынков сельского дворянства, которые разлетались из родовых поместий, привлекаемые яркими огнями лондонского бомонда. Оказавшись там, они крайне редко возвращались в сельские поместья. По обрывкам информации, которую Сент-Лайон получил от этого претенциозного ничтожества, все это полностью относилось и к Росетту.
— У меня здесь установлено самое современное оборудование и предусмотрены все мыслимые виды комфорта, — сказал Сент-Лайон. — Так же как и вы, я терпеть не могу неудобства, дражайший Росетт.
— И наверняка у вас имеется хорошо укомплектованный штат прислуги, — сказал Росетт, пошевелив пальцами руки, указывающей на безмолвно застывшую пару ливрейных лакеев у входной двери и другую пару — возле двух больших окон. Эти люди были выбраны явно за преданность и боевые качества, а не за осанку или смазливую физиономию. — Должно быть, обходится вам в целое состояние. Но слуг никогда не бывает слишком много, не так ли?
