Вчера, смущенно улыбаясь и опуская глазки, она сказала графу, что прохладный вечерний воздух облегчает ей головные боли, всегда сопутствующие у нее определенным деликатным периодам месяца. Считая себя джентльменом, он снисходительно отнесся к ее желанию побыть одной, хотя она не раз замечала, что он наблюдает за ней сквозь одно из окон, выходящих на дворик. Она испытала глубокое облегчение, поняв, что сможет избежать роли его будущей любовницы хотя бы на несколько коротких вечерних часов.
С тех пор как Дэнд и она… с тех самых пор ей удавалось избегать сколько-нибудь продолжительных контактов с графом. Но все равно пропади пропадом Дэнд и его собственнические претензии. Ничто не изменилось. И в то же время изменилось все.
Она уже не знала, чему верить. Если ее разум настаивал на четкой объективности в оценке событий, то сердце говорило совсем другое. Надо бы ей игнорировать нашептывания этого ненадежного органа о том, что многое является не таким, как кажется. Но женщина, оказавшаяся в такой рискованной ситуации, как она, не могла игнорировать факты. Конечно, шпионка и воровка, каковой она являлась, не могла рисковать жизнью из-за эмоций, порожденных физической близостью.
Но эти эмоции родились не тогда. Они родились задолго до этого…
Вздор. Ей надо сделать свою работу, выполнить поручение, от которого зависят жизни бесчисленного множества людей.
— Да, граф, — отозвалась она. — Я наслаждаюсь воздухом, он так успокаивает. Не хотите ли присоединиться ко мне?
Граф поднялся по ступеням, пересек покрытую гравием дорожку и подошел к мраморной скамье. Сиреневые тени, появившиеся во дворике с приближением сумерек, смягчали цвета и делали расплывчатыми контуры предметов. Клубочки опускавшегося тумана разлетались при его приближении.
— Я, кажется, никогда не привыкну к тому, какой холодной и влажной является ваша страна, — заявил Сент-Лайон, останавливаясь перед ней. — Утром и вечером, в городах и сельской местности — вечно эта сырость. Туманы, изморось и дожди. Франция, например, особенно ее южная часть, где некогда правила моя семья, — это земля солнца и ярких красок.
— Вы, должно быть, тоскуете по ней.
— Да, — сказал Сент-Лайон, присаживаясь рядом с ней. — Но настанет день, когда колесо истории вновь повернется и те, кто остался моими друзьями, будут приветствовать мое возвращение. А до тех пор буду наслаждаться красотой, существующей в этой стране, которая компенсирует мерзкий климат.
Он взглянул на нее так, что не оставалось сомнения в том, что он имеет в виду. Шарлотта жеманно улыбнулась. В его лице появилось что-то хищное.
— Вам не стало… лучше? — нетерпеливо спросил он.
— Немного. — Она осторожно прикоснулась к животу. — Холодный туман очень способствует восстановлению хорошего самочувствия.
Он нахмурился и выпрямился.
— Я очень рад, — сказал он, но в голосе его не слышалось радости, а слышалось раздражение. — Я заметил, что месье Руссе больше не докучает вам своим присутствием?
— Слава Богу, нет.
Интересно, где Дэнд? Хотя она видела его в столовой, он всегда сидел далеко от нее, а поскольку она не принимала участия в развлечениях, ей негде больше было его видеть.
— Он все еще вызывает у вас раздражение, — с удовлетворением заметил Сент-Лайон.
— И немалое, — сказала она, кивнув с самым недовольным видом.
Помедлив несколько секунд, он спросил с нарочитой небрежностью:
— Скажите, моя дорогая, что на самом деле вы знаете о месье Руссе?
Она нахмурилась.
— Я знаю, что он без гроша в кармане. Он француз. И вы сами сказали мне, что его семья каким-то образом связана с Бурбонами, хотя я в этом, откровенно говоря, сомневаюсь. Почему вы спрашиваете?
Сент-Лайон, пока она отвечала, буквально сверлил ее взглядом. Что бы все это значило?
— Просто так. И скажите мне еще: как вы с ним познакомились?
— Мы познакомились много лет назад, когда я была ребенком. Его семья, по крайней мере те люди, с которыми он путешествовал, находилась в Бристоле одновременно с моей семьей. Мы снимали там дом на лето, а они занимали соседний дом. Он был весьма необычен и без труда произвел на меня большое впечатление.
