– Соня!!! Соня!!!
Где-то на третьей или четвертой платформе солдаты все же схватили его, повисли на этом обезумевшем мальчишке.
– Соня!!! – Он рвался у них из рук и вдруг, сорвав с головы шапку, бросил ее на проносившийся возле платформы перрон.
Таким она и запомнила его – уносящимся на воинской платформе, с непокрытой головой, два солдата держат его за плечи.
Эшелон пролетел мимо перрона, подняв за собой снежную порошу. Соня медленно прошла к концу перрона, подняла шапку-ушанку, осыпанную снегом. Шапка была еще теплой. На тыльной стороне, под козырьком, была надпись химическим карандашом: «Расулов М.»
И снова был август. И ветер мел по горячим московским тротуарам белый тополиный пух. И ветер странствий, ветер летних командировок приносил в нашу молодежную редакцию горячий темп ударных строек, жаркие будни студенческих строительных отрядов и страдной поры у молодых колхозников. Эти вести стекались к нам отовсюду – из гудящей перфораторами и комариным звоном Якутии, из виноградной Молдавии, с хлопковых полей Узбекистана, с нефтяной целины Тюмени и Томска, с высокогорных строек Киргизии, от хлеборобов Алтая и даже с Дальнего Востока, со строительства Билибинской ГЭС. Всюду трудились мощные студенческие отряды – москвичи в Якутии и Голодной степи Туркмении и Узбекистана, белорусы и грузины – в Норильске и на Урале, эстонцы и свердловчане – на Кубани, молдаване и ленинградцы – в Азербайджане, на строительстве нового города-спутника Алунит.
И по всем этим стройкам летали, ездили, колесили корреспонденты нашей молодежной газеты и я, ваш покорный слуга и «ваш корреспондент».
А потом в Москве, по вечерам, когда спадала жара за распахнутыми окнами редакции и остывала горячка трудового лихорадочного дня, мы сидели в редакционном буфете, пили кофе с минеральной водой. Мы – это сотрудники редакции, молодежь, загоревшая в дальних и близких командировках. Мы пили кофе с минеральной водой и обменивались новостями и целинными сплетнями.
В буфет пришла секретарша нашего отдела Катюша.
– Петя, – сказала она мне, становясь в очередь за кофе. – Тебя там какой-то солдат ждет.
– Где – там? – спросил я.
– Ну, у нас в отделе.
– А почему он меня ждет? – спросил я с апломбом недавно утвержденного старшего литературного сотрудника. – Армией у нас занимается Елисеева. Надо было отправить его к ней.
– Я так и сделала, – ответила она с обидой молодой секретарши. – Но он хочет поговорить с тобой.
– Ну что ж… – сказал я. – Тогда пусть подождет, у меня перерыв, и вообще я еще в командировке…
И продолжил беседу с приятелями.
Мурат сидел в нашем отделе, комкая в коленях пилотку. На его гимнастерке было несколько значков, среди них красный ромбик отличника боевой и политической подготовки. Впрочем, иначе он бы и не получил этот отпуск…
Я узнал его сразу, хотя он очень повзрослел, раздался в плечах и подстрижен был под короткий солдатский ежик. Вот только не вырос он за это время – ну разве что на пару сантиметров…
– Ты? – удивился я. – Здравствуй.
– Здравствуй. – Он встал, пожал мне руку.
– Сиди, – сказал я, – ты что вскакиваешь? Ну, как служба?
– У меня отпуск, – сказал он серьезно, не принимая легкости моего тона в разговоре. – Я приехал узнать, где Соня.
Заведующая нашим отделом Кира Борисовна, три сотрудницы и секретарша Катюша с любопытством оторвались от своих дел, поглядели на нас с ним.
А я еще не знал тогда всех перипетий истории Мурата и Сони и в затруднении замялся.
– Ну… – сказал я. – Вообще-то она под Москвой…
– Одна? – спросил он.
– Ты садись, – сказал я, стараясь перейти на другую тему и не зная, нужно ли говорить ему Сонин адрес и вообще как мне себя с ним вести. – Расскажи, где служишь, что, как?
Но он продолжал стоять. Он понял мою нерешительность по-своему, и черные угли его глаз уже стали наливаться горячей кавказской кровью, и, когда он заговорил, голос его запульсировал кавказским акцентом.
– Петя, – сказал он, разгорячившись. – Ведь у вас молодежная газета, да? Я читал твои статьи – ты тоже пишешь про молодежь, про дружбу народов пишешь, да? Пускай мои родители отсталые люди, но вы тут тоже отсталые люди, да? Я люблю ее, понимаешь, люблю! Твою сестру – люблю! Она старше меня, она русская, а я не русский – ну и что? Ты тоже будешь мне мешать, да?
