Ни слова не говоря, гоблин-культурист лег на пол, с кряхтеньем передвинул штангу себе на грудь и – после недолгой паузы – отжал ее вверх. А затем осторожно опустил, в то же положение.
– Ровно сто девяносто, – отдуваясь, объявил он.
– Ну, прямо Власов, – подбодрил культуриста Дмитрий Олегович. – Значит, и двести десять можно? – Он уже углядел нужные цифры на кругляшах.
– Я же говорил… – откликнулся охранник.
– Испытаем, – задумчивым тоном сказал Курочкин и, поднатужившись, навесил на железный стержень две десятикилограммовые блямбы. Самым трудным делом было затянуть крепления, чтобы кругляши не отвалились. – А ну-ка… – проговорил он.
Вес 210 дался гоблину уже с большим трудом. Теперь он уже не кряхтел, а хрипел, и каждое новое положение штанги, похоже, требовало от него немалых усилий.
– Двести… десять, – наконец, просипел он. – Можете… попробовать… согласно… распорядку…
– Я-то двести двадцать буду пробовать, – залихватским голосом супермена объявил Курочкин, внутренне ужасаясь несуразности цифры. – Мне-то этого будет мало… – Важно было поймать гоблина на слабо. Качание мышц – такая же мания, как и другие. Раз человек сам себя изнуряет, глупо этим не воспользоваться.
– Двести… двадцать? – тяжело дыша, переспросил гоблин. Как видно, он еще колебался.
– Свободен, свободен… – нахально произнес Курочкин. – Кое-кому этот вес уже не под силу. Ну-ка, теперь я…
Накачанный охранник решился.
– Мне тоже… под силу… – сказал он вопреки собственному признанию часовой давности. Как будто за прошедший час он успел превзойти свой личный рекорд.
– Испробуем, – словно бы еще раздумывая, произнес Дмитрий Олегович. А сам уже подкатывал к штанге новые кругляши. На всякий случай он навесил на ось не десять, но все двадцать новых килограммов. В крайнем случае, он всегда может сослаться на плохое знание арифметики…
Однако гоблину-культуристу было уже не до арифметики. Бешено зарычав, он принял отяжелевшую штангу на грудь, страшно поднатужился. Лицо его сделалось малиновым, как у индейца Найта Вулфа в компьютерной игре. «Неужели поднимет? – подумал Курочкин. – Тогда я его недооценил…»
Штанга приподнялась сантиметров на пять… и с грохотом упала на пол, едва не придавив кадык незадачливого чемпиона. Глаза гоблина медленно закатились: он стал жертвой собственной силы, проиграв соревнование с самим собой. Теперь он был в затяжном шоке. Дмитрий Олегович прислушался к хриплому дыханию охранника, пощупал пульс. Так и есть – человек перенапрягся; теперь ему приходить в себя не меньше часа. И еще минут двадцать – выползать из-под штанги. Вдобавок Курочкин приковал гоблина к его любимому спортивному снаряду: чтобы освободиться, штангу придется развинчивать. Еще минут десять.
«Достаточно», – решил он. Второй негритенок из четверки был выведен из игры.
– Отдыхай… Шварценеггер, – заботливо проговорил Курочкин. Наконец он вспомнил эту длинную иностранную фамилию.
15
Что знают об эпилепсии профессиональные медики? Если не считать этиологии, довольно много: больше о симптомах, значительно меньше – о лечении. Что знают об эпилепсии простые люди, с медициной никак не связанные? Иногда – ничего, кроме названия. Значительно чаще – кое-что про припадки и пену изо рта…
«Вот из этого и будем исходить», – решил Курочкин. Едва ли среди оставшихся двух гоблинов затесался хоть один медик. И уж совсем невероятно, что среди них найдется знаток препарата «Элениум-Супер» со всеми его побочными последствиями: здешние гоблины не похожи на потребителей и тем паче – исследователей этого снадобья.
Проходя по коридору, Дмитрий Олегович достал из кармана две таблетки, которые заранее позаимствовал в спальне и, поморщившись, проглотил обе. Возможно, в далекой теории данное лекарство и способно было успокоить чью-то нервную систему, однако на практике оно ее скорее расшатывало. Супер из названия существовал разве что в воображении производителей этого барахла в красивой упаковке; принявший пилюлю очень быстро начинал жалеть, что погнался за дешевизной и не купил нечто более проверенное. Мерзопакостный вкус был прелюдией, зато побочные эффекты – гвоздем этой мерзопакостной программы. Курочкину уже раз случилось испытать на себе действие этого снадобья, а затем он не поленился изучить и химизм всех процессов. Поэтому теперь он очень зримо представлял себе, как ни в чем не повинные большие молекулы под воздействием коагулянтов сбиваются в стаи, формируя в полости курочкинского рта белесый хлопьевидный осадок. Минут через пять осадок вспенится… «Брр!» – только и подумал Дмитрий Олегович, готовя свой организм к грядущим неприятностям. На протяжении последних пятнадцати лет Дмитрий Олегович Курочкин в своем НИИЭФе каждый рабочий день с девяти утра до пяти вечера боролся с подобными горе-препаратами… и вот теперь вынужден был брать один из них себе в союзники. Против чего боролся, на то и напоролся. Фармацевтический парадокс конца XX века.
