Правда, у Курочкина все не находилось повода проверить эту аксиому на практике…
– Хелло, – повторила негритянка и потянула руки к Дмитрию Олеговичу.
– Мамочки! – пискнул Дмитрий Олегович, в замешательстве глядя на темнокожую копию его Валентины. Килограмм в килограмм.
И Сережка Солопов, и покойный доктор Фрейд одинаково ошиблись. Крупногабаритная дама в красном купальнике не вызвала у Курочкина опасных мыслей об измене. Абсолютно никаких сексуальных желаний – лишь отчетливое желание удрать поскорее и подальше. Впрочем, подобное чувство иногда овладевало им даже в постели с законной супругой. Интересно, что бы сказал старик Зигмунд по этому поводу? Наверняка бы не растерялся. Объяснил бы что-нибудь умное, про вечно детское. Мол, и ребенку случается уползать от своей мамули…
– О-о, май лав! – с придыханием произнесла внезапная негритянка и без акцента добавила: – Верю! Люблю! Надеюсь!
С этими словами она попыталась заключить Курочкина в объятья. К счастью, темнокожая незнакомка не сделала должной поправки на зыбучую мягкость перины, а потому промахнулась. Вместо объятий Дмитрию Олеговичу достался не очень сильный удар локтем в плечо. Благодаря этому удару, Курочкин получил некоторую начальную скорость и сумел откатиться сантиметров на пятьдесят от эпицентра.
– Ду ю спик… по-русски? – удивленно прошептал он, стараясь удерживать равновесие на периферии.
– Йес, я говорю по-русски, – с готовностью сообщила негритянка. – Здесь мне хорошо платят, в твердой валюте. Я русский бы выучила только за то.
Темнокожая дама на кровати вновь попробовала поймать Дмитрия Олеговича, и вновь – неудача. Небольшие габариты самого Курочкина таили известное преимущество. Попробуйте-ка экскаваторным ковшом ухватить поллитровку!
– У меня нет валюты… при себе, – уворачиваясь, зашептал Дмитрий Олегович. – Я обронил свой бумажник. Очень сожалею, но… По его представлению, подобные слова просто обязаны были отпугнуть интердевочку любой расы и комплекции. Кто же согласится развлекать на халяву? Угроза не сработала.
– Не волнуйся, дарлинг, сеанс оплачен заранее, – немедленно успокоила его русскоязычная негритянка. – По высшему тарифу, с отдельной надбавкой за фантазии клиента. Мне сказали, ты большо-о-о-ой фантазер…
Курочкин издал нервный смешок и испуганно заелозил по перине, проклиная про себя гигантские масштабы сексодрома. До края постели оставалось добрых метра два зыбучего белого безмолвия. А то и все три.
– Я что-то сказала неправильно? – усомнилась в своем русском языке черная интердевочка. – Фан-та-зер. Так у нас говорят, когда клиенту мало обычного туда-сюда с разговорами, и он желает странного…
Дмитрий Олегович мысленно содрогнулся. За короткий срок он уже приобщился ко многим странностям террориста Сорок Восьмого, включая его любовь к икебане, к травяной диете и к соловьиному пению под фонограмму. Теперь Курочкин выяснил его любимые цвет и размер. Судя по всему, этот Сорок Восьмой был неординарной личностью с большими запросами. Привередливость его не знала границ. Если киллер был так же меток, как и капризен, его жертвам не позавидуешь.
– Уже можно раздеваться? – деловито спросила негритянка и, оставив на время попытки отловить Курочкина, вознамерилась освободиться от верхней части купальника. Крупноформатный бюст опасно заколыхался. Дмитрий Олегович помертвел: его либидо окончательно спряталось в пятки.
– Нет-нет, – выдавил из себя он. – Не надо… раздеваться. Пусть… пусть будет так…
– Великолепно, дарлинг, – с энтузиазмом откликнулась интердевочка цвета перманганата. – О'кей. Мы будем ЭТИМ заниматься одетыми? – Судя по всему, удивить ее чем-нибудь было трудно. Сказывался богатый профессиональный опыт.
– Не-ет, – задушенным голосом пробормотал Дмитрий Олегович, не теряя еще надежд доползти до края постели. Скользкое и гладкое покрывало тянуло его назад. С каждым новым поползновением Курочкин все больше ощущал себя подбитым летчиком Маресьевым в окружении обледенелых торосов. Не хватало только шишечки, которую можно было по пути обглодать.
– О'кей, – согласилась валютная негритянка. – Уже поняла, дарлинг. Обнажен будет только один из нас. Тебе помочь, май лав?
