— Вообразите! В цирке нечем кормить хищников! Кажется, в Узбекистане. Или в Киргизии. Неважно. Нечем! Хотя животные должны питаться регулярно и получать витамины!
Или:
— Вообразите, Александр Невзоров купил себе лошадь! Вообразите, за две тысячи долларов! Как… как велосипед. Захотел и купил. Но ведь это огромные деньги! Вообразите, лошадь в личном пользовании!
Ее так и звали «Вообразите!» Она с этим своим нескончаемым изумлением, красной пелеринкой, опушенной белым мехом, в брючках-клеш, как носили в начале шестидесятых, и забавной шляпке-цилиндре появлялась внезапно то тут, то там, оповещая о событии, которое в её глазах приобретало характер мировой катастрофы:
— Вообразите! Кот скончался оттого, что услыхал рев сигнализации! Какой-то мужчина решил поймать свою супругу на ложе с любовником. Вообразите! Он оборудовал это ложе особым способом. Кот забрался на него и умер от инфаркта, не перенес дикого рева!
Старенькая циркачка была бедна. Все стены своей квартирки, включая санузел и прихожую, она увесила своими пожухлыми черно-белыми фотографиями. На них она, юная и дерзкая, делала на лошадях, скачущих по кругу, красивые пируэты и улыбалась, счастливая, гордая…
Но все эти подробности я узнаю потом… Сейчас же на её голос вышел из лоджии старик-бородач и молвил:
— Авочка, девочка, иди к себе, включи телевизор. Сейчас сообщат большую новость.
— Правда? — детски-доверчиво отозвалась старушка в цилиндре. — Я пойду и узнаю, мир полон новостей, новости украшают жизнь…
Я не смогла не подумать: «Одна из потенциальных читательниц твоих, Татьяна, «светских сплетен». Благодарная! А ты говоришь!» И усердно терла кафельный пол в ванной. Ученый старик оценил мои усилия:
— Красиво орудуете тряпкой! Приятно смотреть! Однако в вашем возрасте вам более пристало сидеть за институтской партой, получать образование. Вы об этом думали?
— Ага. Не вышло… Я сама из Воркуты… там тяжело, тут, в Москве, хоть работа есть… Вообще хочу в медицинский.
— Ну, ну, — полусогласился он со мной. — И все-таки, как это печально, когда молодые люди сегодня вынуждены работать, а не развиваться, выживать, а не жить! Разве об этом мы мечтали, когда поддержали горбачевскую перестройку!
Я улыбнулась ему извинительно как бы и за неказистость собственной биографии, и за горбачевскую дурь, и произнесла с чувством:
— Вы, сразу видно, хороший человек, все понимаете…
— Ну, не настолько, — отрекся Георгий Степанович, но не сдержался и отблагодарил меня за приятные слова. — Если вам что-то потребуется — я всегда готов помочь…
— Ага, ага… — механически кивала я, потому что только тут сообразила, что неспроста приходил этот Володя, ой, неспроста… И как раз в то время, когда я убирала… Увидеть хотел? И какие-то выводы сделать? Или, все-таки, он, действительно, выполнял привычное дело?
Но вот вопрос: почему именно ему подарил исчезнувший Сливкин дачу погибшей Мордвиновой? Акт благотворительности? Только-то? И что же это за Сливкин, откуда он взялся? И почему такой добренький? Никакой родней Мордвиновой не был. Почему именно ему подарила дачу Мордвинова? И точно ли её подпись стоит на казенной бумаге? Была ли она в тот момент в ясном сознании? Случайно ли она погибает в пожаре через месяц после того, как эту бумагу подписала? Если подписала… Если бы этот старик разговорился… Может, он что знает, добавил бы…
Вполне вероятно, что мысль материальна. Георгий Степанович произнес:
— Уже уходите? Все сделали? Спасибо. Вы, вероятно, знаете, чем прославилась квартира, в которой я теперь живу? Что здесь произошло?
— Нет, не знаю, — ответила я, уже держась за ручку двери.
— О! — многозначительно протянул старик. — Здесь в огне задохнулась некогда прекрасная актриса… При невыясненных обстоятельствах. В результате меня перевели из угловой, сыроватой комнаты сюда. Чужое несчастье обернулось моим счастьем. Вот как бывает…
— Бывает, — кивнула я, ни на миг не выбиваясь из роли вялой на соображение девицы, к тому же достаточно равнодушной. — Всякое бывает… Вон у нас в Воркуте парень безработный из окна сиганул и насмерть…
— О да! Нынешняя жизнь для многих не сахар! — согласился старик, плотнее усаживаясь в кресле. — Живем как на вулкане…
