— Эй, Салли, иди взгляни.
— На что?
— Сюда.
Салли вошла внутрь.
— Смотри какая грязь.
В раковине умывальника отчетливо виднелась грязная полоса.
— И даже туалетной бумаги нет.
— Точно. Наверно, кто-то спер.
— Потрясающе.
— Еще бы.
— Я тебе скажу, в чем дело. Туалетами никто не занимается. Пойдем посмотрим в остальных.
В двух кабинках из семи не было туалетной бумаги. Один унитаз был забит.
— Жуть и безобразие, — заявила Пам. — Ты должна что-то предпринять.
— Ты что имеешь в виду?
— Ну ты же дочь Старика, сама говорила, можешь на него повлиять.
— Это правда. Отец меня послушает.
— Вот ты ему и скажи.
— И скажу…
Пам отмотала полрулона туалетной бумаги и затолкала в унитаз.
— Так им и надо. И послушай, воробыш…
— Ну?
— Поговори со своим Стариком и насчет квартиры. Нам там будет здорово, говорю тебе, по-настоящему здорово…
Вернувшись к себе, Салли тут же позвонила отцу. Его не было, говорила она с секретаршей. Через пять минут перезвонил он сам.
Отнюдь не в восторге, начал с вопроса, что это за чушь с грязными туалетами. Хотя Салли все еще ощущала себя плывущей по облакам, те уже начали понемногу таять.
Говоря, она стала тщательно следить за собой, силясь четко произносить слова.
— Это не чушь. Они ужасны. В трех даже нет туалетной бумаги.
— Так скажи начальнику вашего отдела.
— И все девушки у нас думают так же. Не хочу я говорить.
— Ага…
— Полагаю… полагаю, их вообще не чистят… — Она закрыла глаза. Эх, поспать бы… Но еще пробормотала: — Я думала, тебе следует это знать…
Отец ответил уже спокойнее:
— Я разберусь. Но не смей приставать ко мне со всякой ерундой, ясно?
Озадачив свою секретаршу, после обеда Боб обнаружил на своем столе исчерпывающее донесение о ситуации с туалетами. В десяти кабинках не оказалось туалетной бумаги, в четырех по той или иной причине не работал слив. Да и по части чистоты были замечания. Казалось, фирму охватил приступ вандализма, нашедший выход в краже туалетной бумаги и забивании унитазов. Еще три месяца назад туалеты чистили каждый день, теперь только через день. На то было указание отдела кадров. Лоусон позвонил Полю Вэйну.
— Поль, это ты дал указание ограничить уборку туалетов?
— Что такое? — Поль даже испугался. Потом сообразил: — Да.
— А почему?
— Мы получили циркуляр о снижении расходов. Я предложил это как один из вариантов, правление одобрило.
— Пожалуй, это не оправдалось. Есть жалобы на состояние дамских комнат, и в некоторых случаях — обоснованные.
— Почему не обратились ко мне?
— Я узнал об этом совершенно случайно.
— Если за состояние бытовых помещений отвечает отдел кадров, жалобы должны идти через начальников отделов. А те должны обращаться ко мне. Это опять Брайан Хартфорд?
Лоусон, к своему изумлению, расслышал в голосе Вэйна истерические нотки.
— Брайан? Конечно, нет. С чего ты взял?
— Я просто решил, что это его рук дело, вот и все.
— Никто ничего не делает за твоей спиной. И никто тебя не обвиняет. С твоей стороны была вполне понятная попытка как-то сэкономить, которая вызвала кое-какие проблемы, вот и все. Могли бы мы на будущей неделе вернуться к старой системе?
— Конечно.
— Значит, так и сделаем. Экономия не должна приводить к проблемам с персоналом.
Прежде чем Лоусон успел повесить трубку, Поль продолжил:
— Ты видел отчет Эстер Мэйлиндин? О повышении эффективности?
— Он у меня на столе. Но еще не смотрел.
— Я уже понял, для чего Хартфорд ей поручил это дело. Без моего ведома. Чтобы ты знал, это ее личная точка зрения. В отчете слишком мало такого, с чем я как руководитель кадровой службы могу согласиться. И я обижен тем, что она проделала это за моей спиной.
— Я рад, что ты мне это сказал, — ответил Боб Лоусон. Но думал он совсем наоборот. Все эти мелочи, касавшиеся Поля Вэйна, сами по себе, конечно, чушь, в результате складывались в тревожную картину.
Придвинув отчет, он углубился в него.
За обедом Поль Вэйн принял лишний стаканчик и, встретив на обратном пути Джой Линдли, заговорил с ней. Вечером они вместе зашли в бар, куда, как он знал, сотрудники «Тимбэлс» не ходили.
— Вы все хорошеете, Джой, — такой комплимент он говаривал дамам лет двадцать. В действительности лучшим в ней были ноги, да еще обаяние молодости, которым последние десять лет Поль упивался все больше и больше.