– Я не могу думать. На тебя что, глухота напала?
– Нет, я пытаюсь понять, ты… – Девушка осеклась, начиная соображать. – Ты не можешь думать, когда я к тебе прикасаюсь?
Он мрачно кивнул, и сердце человечки захлестнула волна безудержной нежности. Демон впервые поделился с ней чем-то, чем (она была уверена) никогда не поделился бы ни с кем из живущих. И он был удручен. Она впервые видела его таким… растерянным, таким человечным.
– Амон… – тихо позвала ниида.
Он посмотрел на нее.
– Это называется ласка. Тебя никто никогда не ласкал?
Слабый свет лампы рождал неверные тени, скользящие по ее лицу. Квардинг смотрел на рассыпавшиеся красные волосы, на запрокинутое белое лицо, на тонкие ключицы, видные в распахнутом вороте ночной рубашки. Глупая. Какая ласка? Он и человек-то лишь на треть, а может, и того меньше. Он медленно провел кончиками пальцев по трогательно выступающей ключице. Глупая.
Уголки его губ едва заметно дрогнули. Кэсс прижалась щекой к колену хозяина, ловя короткие мгновения его то ли нежности, то ли задумчивости.
Он убрал руку.
Она открыла глаза.
Глупая.
Девушка поднялась на ноги и вдруг спросила:
– Ты помнишь мать?
Какое это-то имеет значение?
– Нет.
Тогда ниида наклонилась к нему и прошептала:
– Закрой глаза.
– Нет.
– Амон.
Она наклонилась и коснулась губами его виска, потом лба, поцеловала где-то над правой бровью, и по телу хлынула колкая волна мурашек. Он замер. Дыхание перехватило. Мягкие прохладные ладони скользнули по плечам, по груди, по шее. Квардингу казалось – его затягивает вязкая упоительная трясина.
«Это называется ласка. Тебя никто никогда не ласкал?»
«Зверь. Мой зверь».
Демон зарычал, перехватывая тонкие запястья. Хватит.
Кассандра смотрела на его внутреннюю борьбу и хотела кричать от счастья, видя, как гнев и смятение отступают, а голубые глаза темнеют от желания. Руки Амона скользнули по ее спине вниз, приподняли, вжимая в горячее твердое тело. По коже пробежало пламя, когда их губы соприкоснулись, и ниида прижалась к демону еще сильнее, полностью растворяясь в его огне.
Он был нежен, насколько мог, но все равно рычал, вторгаясь в ее тело снова и снова, захлебываясь от желания и незнакомых, непонятных еще ощущений…
Остаток ночи квардинг лениво перебирал огненные пряди, рассказывая нииде о сражении. Рассказывал он неохотно, стараясь опускать подробности, и искренне не понимал, зачем она расспрашивает, если сама дрожит от ужаса. Однако постепенно демон смягчился и поведал о гриянке.
– Я отпустил ее и мальчишку, хотя должен был убить обоих. Как считаешь, почему?
– Не знаю. – Девушка смотрела на демона блестящими и бездонными как ночь глазами. – Скажешь?
– Когда-нибудь. Тебе пора спать. – Амон хотел подняться, но она удержала его.
– Что?
Кэсс собралась с духом:
– Фрэйно…
– Что – Фрэйно? – В голосе зазвучали опасные нотки.
– Он жив?
– Конечно, жив. – Лед в тоне хозяина заставил рабыню поежиться. – Хотя по большому счету его нужно было отправить вслед за Арианой.
– Почему? – Несчастная ужаснулась.
– Потому что, если бы он вовремя вмешался, она бы не обратилась, не изуродовала бы тебе лицо, а ты не выпустила бы стихию, которая чуть не сожгла этого дурака, – просветил ее демон.
Девушка остолбенела.
– Так это я… из-за меня он…
– Из-за себя. И лишь благодаря своим… весьма очевидным заслугам остался жив. Я приставлю к тебе другого охранника.
– Нет!
Он повернулся.
– Что, прости?
– Не надо, пожалуйста. Оставь Фрэйно…
В любое другое время на долю строптивицы выпала бы в лучшем случае вспышка гнева, в худшем – побои, но что-то неуловимое мешало Амону поступить как обычно.
– Почему?
– Он очень предан.
Демон усмехнулся.
– У тебя, кажется, слабость заступаться за ущербных дураков. Хорошо, пусть будет Фрэйно. Пока я в столице, у него есть шанс подтвердить свою преданность или…
Кэсс не стала уточнять, что – или? И так было понятно.
– Тебе действительно придется меня отпустить? – тихо спросила она.
– Да.
– И я забуду тебя?
– Да.
– А если я не хочу?
– Даже если не захочешь. Выбора нет.
– Есть.
– Ты всегда со мной споришь. – Квардинг задумчиво пропустил между пальцами огненную прядь.
