Как только глаза мои привыкли к темноте, я понял, что нахожусь в лабиринте узких улочек, которые так петляли, изгибались и возвращались назад, что после нескольких поворотов, думаю, я уже не смог бы вернуться обратно по своим следам. Потеряться я не боялся, потому что знал, что, куда бы я ни вышел, это будет не так далеко от «Черного быка», и я смогу вернуться по главным улицам. Я заглядывал в каждое освещенное окно, надеясь увидеть какого-нибудь старца в одиночестве у очага. Наверняка Тернер, привлеченный переплетением тайных проулков и возможностью быть неузнанным и невидимым, приходил сюда — и вдруг кто-то его узнает, если я как следует опишу. Но я увидел только одного седобородого патриарха, заседавшего в пивной с товарищами помоложе, и еще множество матерей с детьми, в том числе один раз — через кривые мелкие панели стекла, запотевшего от пара, — жестяную ванну у огня и плескавшегося в ней младенца. Эта сцена кольнула меня напоминанием о моей собственной семье, о которой в последнее время я почти не думал, и мне пришлось прикусить губу, чтобы не заплакать.
Наконец, повернув за угол, я почувствовал на лице ветер и брызги дождя; через несколько мгновений я вышел на открытое пространство на краю улицы, которую не узнал. Прямо передо мной, всего в миле или около того, поднимался Чевин; и мне вдруг странным образом почудилось, что он вырос с тех пор, как я последний раз его видел: его темная масса тянулась вверх настолько, насколько видел глаз. Потом я заметил, что его «верхушка» двигалась, и это оказалась черная штормовая туча, катившая на город с небывалой скоростью. Теперь я пожалел, что мало внимания обращал на то, каким путем шел, потому что стало ясно — если я побыстрее не вернусь в гостиницу, то промокну до костей, и утром придется мне надевать мокрую одежду.
Откуда-то слева я услышал обрывки музыки и подумал, что где-то рядом зал для ассамблей или концертов, и я смогу превратить свою проблему в преимущество, приятно пережидая дождь и, возможно, беседуя со старым швейцаром. Я бодро двинулся в том направлении. Ярдов через двести я подошел к ярко освещенному простому каменному зданию, которое, судя по виду, когда-то было часовней, но теперь большая вывеска над дверью гласила, что это «Общество механиков Отли». Музыка доносилась из комнаты на втором этаже, и, подойдя ближе, я начал понимать, что в ней есть что-то странное, хоть и не мог сразу сказать, что именно. Мелодия была знакомая — Мендельсон, кажется; исполнение вполне приличное для такого заброшенного места, и все же…
Наконец я понял: первые два инструмента легко узнавались — скрипка и фортепьяно, — но что же было третье? Пикколо? Слишком низкий звук. Флейта — слишком глубокий.
Я все еще бился над этой загадкой, не обращая внимания на уже стучавший мне по макушке дождь, когда дверь открылась, из нее выглянул высокий стройный мужчина и поглядел, поморщившись, в небо. В руках у него был зонт, и он стал его разворачивать; но как только он почувствовал, как ветер подцепил зонт, он снова его закрыл и вышел, не приняв никаких мер предосторожности, только резко тряхнув плечами, чтобы поднять воротник и прикрыть им шею и плечи. Он прошел шагов пять и тут увидел меня. Должно быть, он заметил мое удивление, потому что на его лице ястребиная суровость сменилась широкой улыбкой, и он сказал:
— Знаете, что это?
Я покачал головой.
— Пойдемте, я вам покажу.
В его тоне звучало мальчишеское нетерпение, говорившее, что он был рад поводу отложить свой уход — то ли потому, что боялся намокнуть, то ли ему не хотелось идти на ожидавшую его встречу; и не успел я ответить, как он резко повернулся и поманил меня за собой внутрь здания Общества. Первый этаж был холодный и мрачный; на выкрашенных темной краской дверях висели надписи «Библиотека», «Читальный зал» и «Класс», но на ступени падал веселый яркий свет, будто они вели из этого мира в другой. И действительно, поднимаясь к освещенной газовыми фонарями площадке, мы слышали — все громче с каждым шагом — захватывающие дух ноты нежного адажио; если это и не был ангельский хор, все равно звуки казались небесными по сравнению с мрачным стуком дождя по крышам и окнам.