— И все же я уверена, что вы здесь удобно устроитесь.
Она провела меня в дальний конец комнаты, где у окна разместились маленький стол и стул. Возле стола горела обычная лампа, а на полу стояли два длинных ящика. Они были доверху наполнены бумагами, целой кипой переложенными сюда из вместительного сундука. Приблизившись к ним, я почувствовала: миссис Кингсетг осталась где-то позади. Я обернулась и увидела, что она остановилась и уставилась в пол, словно не хотела испытать при виде бумаг своей матери мучительную боль.
— Боюсь, я даже не попыталась привести их в порядок, — произнесла она.
— Может быть, вы разрешите мне помочь вам? — сказала я. — По крайней мере я могу разложить все в хронологическом порядке.
— Вы очень добры, — устало откликнулась она, — но вы потратите массу времени. Маурициус полагает, что их нужно просто сжечь.
— О нет! — вскричала я, не сумев сдержаться.
Конечно, я не имела права высказывать собственное мнение, поскольку, со всех точек зрения, дело было чисто семейным. Однако меня ужаснула перспектива подобного бессмысленного варварства, равно как и тот факт, что эта тонкочувствующая женщина смирилась (а безнадежная покорность ее голоса свидетельствовала об этом) с непререкаемым решением мужа. Ведь минуло только три месяца с тех пор, как мы познакомились в Мальборо-хаусе. И, кажется, тогда именно миссис Кингсетт контролировала ситуацию, а ее муж вынужден был приспосабливаться — пусть неохотно — к ее пожеланиям.
Неужели кончина матери не только повергла миссис Кингсетт в ужасное горе, но (неким странным и непонятным мне образом) изменила распределение сил в пользу ее мужа?
— В любом случае, надеюсь, вы найдете что-нибудь интересное, — произнесла мисис Кингсетт тем же ровным тоном и отодвинулась к дверям, словно я вновь затронула нежелательную тему и тревога заставляет ее удалиться. — Позвоните, если вам что-то потребуется.
И, небрежно махнув рукой в сторону шнурка над очагом, она исчезла.
Я села за стол и внезапно ощутила себя одинокой и уязвимой девочкой из сказки, которая попала в замок великанов и боится с ними встретиться. Пусть мои страхи были беспочвенными — не сам ли мистер Кингсетт, по уверениям его жены, предложил меня здесь устроить? — я не могла не думать о том, что он разгневается, если увидит меня в библиотеке, и вдвойне разъярится, если застанет за чтением писем своей тещи. Прошла, наверное, минута, прежде чем я взяла себя в руки, нагнулась к ближайшему ящику (должна сознаться — с неприятным ощущением, что я вторгаюсь в чужую жизнь) и вынула из него толстую пачку бумаг.
Но в следующий момент моя тревога испарилась или, точнее, словно зубная боль после врачебного вмешательства, отступила под воздействием куда более глубоких эмоций. В моих руках оказалось послание от Лея Ханта; и еще одно — от лорда Элванли; и три или четыре письма от людей, о которых я никогда не слышала, но, по-видимому, столь же значительных; и официальное извещение о коронации короля Уильяма. Если быть точной, то эти документы терялись среди множества вполне обыденных, которые можно увидеть повсюду, — писем адвоката, счетов и сложенной страницы из «Тайме», где я не нашла ничего, заслуживающего внимания, — но на этом фоне они выглядели еще более эффектно, более значительно.
Мои пальцы дрожали, будто у ребенка, который вытаскивает на ярмарке лотерейный билет. Снова запустив руку в ящик, под верхними разрозненными листами я нащупала три или четыре плотно связанные пачки. Скорее всего, это именно то, что леди Мисден считала своей самой большой драгоценностью. Охваченная дрожью, я вытащила наугад одну из пачек и положила перед собой на стол.
Она была перетянута выцветшей красной лентой вроде тех, которые используют обычно для юридических документов, и состояла приблизительно из сорока писем, написанных одной и той же рукой. Последнее, лежавшее сверху, было датировано одна тысяча восемьсот двадцать третьим годом; самое давнее — тысяча восемьсот вторым. Письма в промежутке распределялись по небольшим пачкам разной величины: тысяча восемьсот четвертый, шестой, девятый и одиннадцатый годы. Теперь меня удивляет, почему я не обратила серьезного внимания на подобный порядок лет и на то, что он мог означать; однако я сосредоточилась на выяснении авторства.
