— Я никогда не мог победить Питера. Что бы я ни делал или ни говорил. Ни разу.
«Итак, все опять сводится к Питеру».
— Он был намного старше тебя. И сильнее.
— Как и чужаки.
Она понимала его логику. Или, может быть, отсутствие логики. Он мог бы победить всех, кого захочет, но в глубине души он знает, что всегда найдется кто-то, кто сможет уничтожить его. И он всегда знал, что его победы были неполными, так как оставался Питер — непобежденный чемпион.
— Ты хочешь победить Питера? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
— Побей чужаков. Затем вернись домой и посмотри, будет ли кто-нибудь все еще замечать Питера Виггина. Посмотри ему в глаза тогда, когда весь мир будет любить и боготворить тебя. И ты увидишь в его глазах отступление. И это будет твоей победой.
— Ты не понимаешь, — сказал он.
— Нет, понимаю.
— Нет, не понимаешь. Я не хочу победы над Питером.
— Тогда чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы он меня любил.
Тут она была бессильна. Насколько ей было известно, Питер вообще никого не любил.
Эндер больше ничего не сказал. Просто лежал и лежал.
Наконец, обливаясь потом и отмахиваясь от атакующих ее комаров, Вэлентайн в последний раз искупалась в предзакатном озере, а затем принялась толкать плот к берегу. Эндер не показывал, что заметил, что она делает, но его неровное дыхание подсказывало ей, что он не спит. Когда они добрались до берега, она вскарабкалась на мостки и сказала:
— Я люблю тебя, Эндер. Больше, чем когда-либо. Независимо от твоего решения.
Он не ответил. Он мог просто не поверить ей. Она поднималась на гору, беспрерывно злясь на то, что ее заставили вот так встретиться с Эндером. И на то, что она в конце концов сделала то, что от нее требовалось. Она убедила Эндера вернуться к занятиям, и он теперь не скоро простит ее за это.
Эндер вошел в дом все еще мокрый после своего последнего купания в озере. Снаружи стемнело, и в комнате, где его ждал Грэфф, тоже было темно.
— Мы едем прямо сейчас? — спросил Эндер.
— Если хочешь, — ответил Грэфф.
— Скоро?
— Как только соберешься.
Эндер ополоснулся под душем и оделся. Он с трудом, но привык к тому, как штатская одежда сидит на нем, но ему все еще не хватало формы и боевого костюма. «Я уже никогда не надену боевой костюм, — подумал он. — Это была игра только для Боевой школы, а с ней я покончил». Он слышал, как в лесу бешено стрекочут кузнечики; совсем неподалеку послышался шуршащий звук автомобиля, медленно едущего по гравию.
Что еще он может с собой взять? Он прочитал несколько книг из библиотеки, но они принадлежали дому, и он не мог забрать их с собой. Единственная вещь, принадлежащая ему, — это плот, который он сделал своими руками. Он тоже останется здесь.
В комнате, где его ждал Грэфф, сейчас зажгли свет. Грэфф тоже переоделся. Он снова был в форме.
Они вдвоем сидели на заднем сиденье автомобиля, который вез их по пустынным деревенским дорогам в аэропорт.
— С того самого времени, когда население стало расти, эта территория охраняется вместе с лесом и фермами. Это земля, где вода от обильных дождей собирается в многочисленные потоки — истоки рек и подземных течений. Земля очень глубока, Эндер, и она живая до самого дна. Мы, люди, живем только на самой поверхности, как микроорганизмы в пене спокойной прибрежной воды.
Эндер молчал.
— Мы готовим командиров именно так, потому что так нужно. Они должны думать определенным образом, их не должно сбивать с толку обилие впечатлений, и для этого мы их изолируем. Вас. Держим вас отдельно от остальных. И это срабатывает. Но когда долго не видишь людей и забываешь саму Землю, когда живешь за толстыми металлическими стенами, защищающими тебя от космического холода, очень легко забыть, почему Землю вообще стоит спасать. Почему мир людей может стоить той цены, которую ты за него платишь.
«Так вот почему вы привезли меня сюда, — подумал Эндер. — При всей вашей нехватке времени вот почему вы пожертвовали тремя месяцами. Сделали так, чтобы я полюбил Землю. Все ваши трюки сработали. И с Вэлентайн тоже. Решили напомнить мне, что я отправился в вашу школу не ради себя. Да, я помню».