Лука был дома. Впустив Котенева в прихожую, он закрыл за ним дверь и, предваряя его упреки, выставил перед собой поросшие жесткими черными волосками руки:
— Знаю! Все знаю! Не надо рассказывать леденящие душу истории. Уже приняты меры.
— Какие? — угрожающе надвинувшись на него, хриплым шепотом спросил Котенев. — Где ваша пресловутая охрана? Где?
— Успокойтесь, — потянул его к креслу Александриди. — Сядьте и выслушайте. Охрана была на месте, но налетчики сумели ее обмануть.
— Как? — доставая подрагивавшими от нервного возбуждения пальцами сигарету, криво усмехнулся Михаил Павлович.
— Они вызвали скорую, — отойдя к окну, монотонным голосом начал рассказывать грек. — Наши люди решили, что это замаскированные налетчики, и поехали за санитарной машиной, а когда вернулись, все было кончено. В следующий раз они от нас не уйдут.
— Успокоили, — горько засмеялся Котенев. — А Лушина пристукнули прямо в собственной квартире. Какого еще следующего раза надо, а? Грош цена вашей охране, и вообще, надо пересмотреть наше соглашение. Слишком много вы просите и слишком мало даете взамен.
— Лушин жив и даже не ранен, — сообщил Лука. — Это мне известно совершенно точно. Убит его родственник и тяжело ранена жена. Сейчас она в больнице. Будем надеяться, все обойдется.
— Маша? — поднял на него глаза Михаил Павлович. — Скажите, там стреляли или…
— Стреляли, — не стал скрывать Александриди. — Сейчас уже организовано круглосуточное дежурство около вашего дома и дома Хомчика. Не беспокойтесь, — открывая бар и доставая из него высокую темную бутылку, усмехнулся грек, — произошедшее не повторится, а наши люди тоже хорошо вооружены. В каждом адресе находятся по восемь человек с двумя машинами. Между ними есть связь. Поверьте, случившееся просто нелепая ошибка. Выпейте рюмочку, поможет снять нервное напряжение. Много не предлагаю, но тридцать граммов можно.
Он открыл бутылку и налил в маленькие рюмочки пахучей темной жидкости.
— Что это? — недоверчиво понюхав, спросил Котенев.
— Пейте, не бойтесь. Редкая вещь, восточный бальзам.
Михаил Павлович выпил и полуприкрыл глаза — Сашка-бегемот жив! Это хорошо, он не будет болтать лишнего, а вот то, что теперь в дело вмешалась милиция, просто погано. Можно ли верить хитроумному греку, не обманут ли еще раз? И вообще, что теперь делать? Голова кругом пойдет от всех событий.
— Мы не менее вас обеспокоены, — дипломатично продолжил Лука. — Сергей Владимирович тоже в курсе. Он выразил сожаление.
— Да?! — взорвался Котенев, заставив Александриди испуганно отшатнуться. — Сожаление? К нему не приходят вечерком с обыском всякие уголовники. Сожалеет он, видите ли! А обо мне вы подумали? Начнут рыть и доберутся до меня, а потом и до вас с драгоценным Сергеем Владимировичем. Куда тогда прятаться, в его золотую задницу? Или прикажете перейти на нелегальное положение? У меня нет желания становиться изгоем.
После вспышки наступила противная слабость и тело словно налилось свинцом. Тупо заболело в затылке, схватило спазмами желудок, и к горлу подкатила тошнота — уж не отраву ли подсунул ему хитроумный грек, с него станется. Примяв в пепельнице сигарету, Котенев нахохлился и зло буркнул:
— Чего молчите? Нечего сказать?
— А чего говорить, если тебя не хотят слышать? — примирительно улыбнулся Александриди. — Но я все же попробую вам объяснить. На милицию тоже есть уздечки, сдерживающие ретивость, а вас мы в обиду не дадим. Ни вас, ни Лушина, ни Хомчика, а до остальных им пока не добраться. Примем меры, чтобы и не добрались. Ни разбойники, ни милиция. Посоветуемся, может быть, вам стоит взять отпуск и пока уехать? Есть множество мест, где удастся достойно отдохнуть, а получение отпуска наша забота.
— Спасибо, — издевательски поклонился Михаил Павлович. — Мавр сделал свое дело?
— Зачем вы так? — мягко укорил Лука. — Не стоит портить отношения. Я понимаю, вы сейчас возбуждены, расстроены, но пройдет время, и все станет на свои места. Развитие событий в нашей сфере деятельности вступило в новую фазу, где случаются разные вещи. Не исключено, что иной финансовый клан таким образом пытается оказать на вас давление. Поэтому надо держаться друг за друга. Все расходы мы берем на себя, надеясь, что они окупятся.