— Я пока не нужен? — спросил доставивший Манакова контролер и, козырнув, вышел.
— Присядьте, — предложил Бондарев. — Здравствуйте. Меня зовут Александр Алексеевич.
— Здравствуйте, гражданин начальник, — тусклым голосом ответил Манаков и опустил голову.
— Курите. — Саша подвинул к нему пачку папирос. — Разговор у нас может получиться долгим.
Огрубевшими пальцами с обломанными ногтями Виталий вытащил из пачки предложенную папиросу и, достав из кармана спецовки спички, прикурил. Выпуская дым из ноздрей, он молчал, ожидая продолжения. Чего понадобилось от него этому крупногабаритному деятелю? Судя по костюму и напечатанной на гильзе папиросы марке табачной фабрики «Ява», гражданин начальник пожаловал сюда прямо из столицы.
— Как тут живется-можется и о старых грехах я расспрашивать не собираюсь, — заверил Бондарев.
— О чем тогда говорить? — вскинул на него глаза Манаков. — Если о старом речи нет, то в чем еще успел провиниться?
— Валюту скупали по чьей просьбе?
— Зозули. Я на следствии и суде все честно сказал, — нервно дернул головой Виталий, — добавить нечего, гражданин начальник.
— Родственник ваш, Михаил Павлович Котенев, в валютных операциях участвовал? Или, может быть, знал о них?
— Мишка? — Манаков прищурился и криво усмехнулся. Сразу вспомнился лощеный, предельно осторожный и скрытный муж сестры, предостерегавший от связи с Зозулей и потом бросивший Виталия на произвол судьбы. Сдать его этому громадному начальнику со всеми потрохами, и дело с концом? Пусть роют под проклятого Мишку, чтобы и он наконец узнал, как сладко спать на нарах за колючкой, хлебать баланду и сидеть на параше?
Но тут же мелькнула другая мысль — не случилось ли чего в Москве, если оттуда притащился в этакую даль облеченный властью человек? Вдруг Котенев уже сам парится в предвариловке, как привычно именуют в зоне следственные изоляторы? Как бы не промахнуться, не сказать во вред себе лишнего.
— Мишка? — повторил Виталий, выгадывая время для обдумывания ответа. — Нет, он не знал и не участвовал. Об этом меня уже спрашивали, и не один раз. Не хочу напраслину на него возводить. Если на мне был грех, что спутался с Зозулей и гринами, — он незаметно для себя назвал доллары на жаргоне, — то я за это и в ответе. Котенев сам себе ответчик. У него что, серьезные неприятности?
Бондарев не ответил. Бросив папиросу в пепельницу, он встал, прошелся по кабинету и, остановившись над Манаковым, прямо спросил:
— Сестре писали отсюда? Честно!
— Только на общих основаниях переписки, — помолчав, ответил заключенный.
Губы у Виталия стали непослушными и холодными — еще слово, и спазмы перехватят горло, не дадут даже пискнуть. Что же произошло в Москве? Неужели что-то случилось с сестрой? С остальными бог знает что пусть происходит, но Лида…
— Вам нехорошо? — Бондарев, наклонившись, заглянул в побледневшее лицо Манакова. — Дать воды?
Тот смог лишь отрицательно мотнуть головой, с трудом проталкивая в себя воздух. Нет, нельзя распускаться, нельзя! Надо взять себя в руки, улыбаться, отвечать как ни в чем не бывало.
— Только на общих основаниях писали? И все? — Саша взял графин, налил воды и подал стакан Виталию.
Не сумев сдержаться, тот схватил его и жадно выпил. Возвратив стакан, благодарно улыбнулся и севшим голосом ответил:
— Все…
— С кем передавали сестре или зятю записку на волю? — поставив на место стакан, повернулся к нему Бондарев. — Или, может быть, не записку? На словах просили передать о себе, рассказывали про Котенева? Кому?
— Что вы, гражданин начальник, — Манаков прижал руки к груди и привстал с табурета, — я никогда режим не нарушаю. Можете проверить, администрация подтвердит.
— В чем другом, может, и не нарушаешь, — прищурился Саша, — а в этом нарушил! Жалко себя стало, да? Не помог зять, хоть и обещал, а напомнить ему о себе хотелось, так?
Он шел практически по лезвию бритвы, вслух высказывая родившиеся у него мысли. Сейчас либо Манаков поймет, что приезжему известно много больше, чем он говорит, и будет вынужден пойти на определенные уступки, стараясь уточнить, с какой стороны может грозить опасность, либо замкнется, если Бондарев промахнулся и не попал в точку.