— Я не упрощаю, — слегка надулся Купцов. — Перед визитом к Котеневу поработаем, выясним, как и где пересекались его жизненные пути с Лушиным, побеседуем с соседями. И потом, у Котенева есть жена. С ней стоит побеседовать.
— Стоит, — согласился Рогачев. Ему нравился оптимизм Ивана и не нравилось то, что в деле пока нет никакой ясности. Нутром вроде чувствуешь, что не так просто все между Лушиным и Котеневым, что не зря их посетили, а вот как доказать эту связь, как влезть в чужую жизнь и в чужую голову? Как узнать, какие там спрятаны тайны и какие бродят мысли? Свои сомнения и домыслы не выложишь на стол следователя или прокурора, не подошьешь к делу, не представишь как доказательства суду.
Могли у Котенева и Лушина потребовать дань, зная об их темных делах? А те ответили вымогателям отказом. Ну и завертелось-закрутилось — начали с запугивания, а дошло потом и до стрельбы. Могли прижать дельцов конкуренты, а пострадавшие не заинтересованы в разглашении своих дел, чтобы не связываться с органами милиции и не объяснять, откуда у них такие средства. Иван, помнится, рассказывал, что убитый родственник Лушина был весьма крепким физически человеком, — не пригласил ли его Александр Петрович для обороны от возможного нападения? Тем более родственная связь между ними весьма дальняя, чуть ли не седьмая вода на киселе. Но тогда получается, что Лушин знал, что под предлогом производства обыска к нему могут прийти преступники? Откуда он мог узнать об этом, от кого? Только от Котенева, если и на того уже покушались.
— Туго идет работа, — пожаловался Купцов, глядя за окно.
Рогачев не ответил. Отхлебнув из стакана остывшего чая, он тоже поглядел за окно. Дождь, испортилась погода, настроение ни к черту, мучает проклятое давление и полная несуразица с делом по разбойному нападению на квартиру гражданина Лушина. Работают ребятишки, стараются, не знают выходных, а топчутся на месте.
Затрещал телефон. Сняв трубку, Алексей Семенович привычно назвался и ответил, подавляя раздражение:
— Пока ничем порадовать не могу. Работаем. — Сделав знак Купцову, хотевшему уйти, чтобы он задержался, продолжил после долгой паузы: — Нет… Я все прекрасно понимаю. Но поймите и вы нас. В стране каждые полчаса совершается умышленное убийство, а мы работаем все в том же составе. Нет, я называю среднестатистические данные, а не конкретно по городу. Я доложу, как только появятся обнадеживающие результаты.
Положив трубку, он сказал Ивану:
— Слыхал? Звонят с самых верхов, погоняют. У всех есть родственники, знакомые, беспокоятся за своих, как будто мы привыкли работать не в полную силу, если нечто случилось с простым гражданином. Напоминают, что вооруженные преступники на свободе, как будто я сам об этом не знаю и пребываю в благодушии. Мне тоже тут несладко, тем более когда приходится говорить с людьми, в нашем деле ничего не смыслящими, но привыкшими приказывать и указывать. Сначала он спортивным обществом руководит, потом финансами занимается, а вскоре, глядишь, уже погоны нацепил и лампасы нашил: давай дальше руководи, зарабатывай себе большую пенсию.
— Самое страшное, что такие в отставку никогда сами не уйдут, — хмыкнул Купцов. — У нас еще никто добровольно в отставку не ушел, даже после страшных ошибок и жертв.
— Философ, — покрутил головой Рогачев. — Смотри, Спиноза, начнут нас скоро трясти, как грушу: время идет, а результатов нет.
Вернувшись в свой кабинет, Иван открыл фрамугу, сел за стол. От окна тянуло мозглой сыростью. Голова казалась набитой опилками и совершенно неспособной думать, к чему настойчиво призывал Рогачев.
Перелистывая странички блокнота, Купцов подумал, что значительная часть населения страны сейчас переживает некое подобие посттравматического стрессового синдрома, как любят выражаться медики. Хотя почему только часть населения? Всем досталось за последние годы.
С удовольствием закурив, Иван начал рисовать на листе бумаги узоры, пытаясь изобразить логическую схему. Мало идти только от потерпевшего или потерпевших, надо добраться и до самих драконов. Итак, что мы имеем в профессиональном преступном мире?
