— Не его, — сгребая мелочь, зло ответил Зуев. — Не пришьешь мне, не надейся. Теперь прошло время, когда вы одни кругом правы!
— Прошло, это ты правильно сказал. А вот кто под Игорька Зуева работает, надеясь его вместо себя на нары отправить или куда еще похуже? Не знаешь?
— Вот ты о чем? — слегка присвистнул таксист. — Решил, значит, моими руками свои делишки обделывать? Ловко!
— Зачем же твоими? — обиделся Иван. — Просто потолковать хотел, посоветоваться, а ты машиной давить, фыркать, злиться. На сердитых, говорят, в аду воду возят, слыхал? Честно говоря, я надеялся через тебя быстрее до того умельца добраться, но, наверное, не получится. Бывай.
Открыв дверь, он вышел и, привычно засунув руки в карманы плаща, пошел к станции метро.
— Погоди! — приоткрыв окно, окликнул его Игорь. Когда Иван подошел, он спросил: — У тебя там что, действительно очень серьезное?
— Серьезней не бывает, — криво усмехнулся Купцов.
— Я подумаю, — нахмурился Зуев. — А ты это, зла на меня не держи. Как тебя увидел, в глазах потемнело: ведь ты же меня засадил, поганец.
— Дело прошлое, — поправляя воротник плаща и поеживаясь от холодного ветра, ответил Иван. — Каждый из нас сделал свое. Ты не хочешь мне дать ответ на вопрос? Но я все равно найду этого друга: поднимем старые дела, учеты, да мало ли у нас возможностей. Только будет несколько дольше. Вот так. Людей мне жалко, Зуев, потому и поехал к тебе по старой памяти.
— Подумаю, — повторил таксист. — Телефон оставь, на всякий случай. Рожу мне твою видеть противно, а позвонить, может, позвоню.
Глядя вслед уходившему Купцову, он подумал, что, наверное, стоит заглянуть в гаражи, где обосновался Свекольный — тот всегда все про всех знает: кто откинулся из зоны после срока, кто недавно залетел, кто на гастролях и кто завязал. Расспросить Свекольного, послушать, что тот провещает, и сделать выводы для себя, а со звонком Купцову можно не торопиться — в его конторе любят корчить из себя задушевных и человечных, а как за горло прихватят, так вся их задушевность оказывается шитой белыми нитками.
С другой стороны — Ванька просто так не объявится, он мелочовкой не занимается, и, если пришел, значит, дело действительно серьезное. Если кто-то на самом деле работает под Игоря Зуева, то надо спасать собственную задницу от грядущих неприятностей — не хватало таскаться по уголовкам и доказывать, что ты не верблюд…
Рогачев пил чай и читал бумаги, подшитые в жестких картонных корочках, аккуратно перелистывая странички за верхние уголки. Поглядев поверх очков на вошедшего Купцова, он захлопнул дело и отставил недопитый стакан.
— Присаживайся. Намок небось? Хочешь кипяточком побаловаться? Нет? Ну, как знаешь… Какие новости?
— Разные. — Иван присел на диван, вытащил из кармана блокнот. — Топчемся пока на месте. Навестил я двух интересных старых знакомых. Один по фальшивочкам проходил, а другой машины вскрывал виртуозно. Поговорили, но ответной реакции на свои визиты я быстро получить не надеюсь.
— А учеты? — помешивая ложечкой в стакане, бросил Рогачев.
— Работаем, — вздохнул Купцов. — Упрекать людей в бездеятельности нет оснований. Бондарев был в больнице у потерпевшей. Привез интересные сведения: она говорит, что подобное нападение было на знакомого Лушина, некоего Котенева, проживающего неподалеку. Якобы об этом ей сообщил убитый родственник.
— Установили Котенева? — заинтересовался Алексей Семенович.
— Нашли. Узнаем, что за человек, и, думаю, надо к нему Сашу Бондарева отправить, пусть побеседует.
— Атака в лоб? — Сняв очки, Рогачев повертел их, потом раздраженно отбросил. — Надеешься на авось?
— Ну, Ключевский, знаете, писал, что расчетливый великоросс любит подчас очертя голову выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось.
— А если серьезно?
— Котенев наверняка полагает, что нам неизвестно о нападении на его квартиру, — улыбнулся Иван. — Можно застать его врасплох.
— Если нападение было, — заметил Алексей Семенович, — но его могло и не быть. Есть гарантии, что Лушин не солгал? Ведь он нам об этом ни словом не обмолвился, так? Почему молчит? Не знаешь? И я не знаю, а надо бы нам знать. Раненая ссылается на убитого родственника, а того уже ни о чем не спросить. Любезный Александр Петрович Лушин сделает круглые глаза, как и его знакомый Котенев, если даже к нему и приходили с самочинным обыском. Что тогда? Как в той сказке про мочало, начинай сначала? Думать надо, Иван, думать. Отчего Лушин молчит о произошедшем у Котенева, какая между ними связь, какие отношения? Как, наконец, могут быть связаны нападения на Котенева и Лушина, если на Котенева действительно напали? Видишь, сколько вопросов? А ты на авось.
