Правда, никто тебя не неволит и за горло не берет — не хочешь, не отстегивай, но тогда решай свои проблемы в гордом одиночестве. Но как их решишь, если ничего нет?
Да, текут денежные ручейки из твоего кармана, дорогой Зуев. Все знают об этом и помалкивают, хотя известно, что то в одном таксопарке, то в другом пересаживается начальство с персональных автомобилей и из мягких кресел в зал суда, на скамью подсудимых. Недавно потолковали с одним старым мастером за кружечкой пивка после смены, так тот «открыл глаза».
— Дальше, то есть выше, наши бабки тоже стригут кто во что горазд, — потягивая пивко, авторитетно рассуждал коллега по баранке, заговорщически подмигивая Зуеву. — Диспетчеры несут дань старшему диспетчеру, а тот выше отдает, заму по эксплуатации. Механики колонны тащат к начальнику колонны. Хочешь получить новую лайбу? Дай взятку начальнику. Хочешь, чтобы механик не осматривал машину, не проверял показания спидометра и его пломбу, а только расписался в путевом листе? Гони монету…
Слушая его, Зуев согласно кивал — известное дело, зря распинается мастер, и без него знаем. Возьми обязательство перевыполнить план, так тебе начальство руки будет пожимать, хвалить, хотя прекрасно понимает, что липу гонишь внаглую.
Где взять бензин для перевыполнения плана? Свыше лимита не получишь, а экономить не на чем. Холостой пробег идет сверх нормы, а горючее лимитировано для каждого водителя — ищи тогда выгодные рейсы, отказывай пассажирам, втирайся в дальнобойщики или шустри около вокзалов и аэропортов. А там на старенькой лайбе делать нечего. Из общего пробега в сто кэмэ проехать без пассажира имеешь право всего двадцать три, остальное обязательно с включенным счетчиком. Если не выдал положенный коэффициент платного пробега, то вытянут на ковер и начнут мозги вправлять: «Не умеете работать!» А что значит — уметь работать?
Докурив, Зуев аккуратно затушил окурок, вылез из машины и поболтал минут пять со знакомыми водителями — выезжать за ворота не хотелось, хотя и на территории парка ничего не высидишь. Но не хотелось, и все. То ли до сих пор угнетало воспоминание о бестолковой телке, ночевавшей сегодня в его маленькой холостяцкой квартирке и оказавшейся опять типичным «не то», или не прошло до конца раздражение, вызванное поздним визитом поддатого родича? А может быть, не давала покоя злоба на малолеток, разъезжающих по ночам на стрекоталках?
Наконец он решился. Усевшись за руль, включил зажигание и медленно тронул с места. И тут же, словно подкараулив, начал сеять с небес мелкий дождичек, черня асфальт двора и сделав рябым лобовое стекло. Аккуратно вырулив между машинами, ожидавшими своей очереди на мойку, Зуев чуть увеличил скорость и подкатил к воротам. Он хотел лихо проскочить на скорости мимо «вратаря», уныло сидящего в своей будке, как вдруг заметил до жути знакомую фигуру, мокнущую под дождем посреди дороги. Нога Зуева нажала на педаль тормоза.
Человек в шляпе с поднятым воротником стоял, широко расставив ноги, словно он врос в мокрый асфальт и никакая сила не способна была его сдвинуть с места, которое он выбрал. Упрямо наклонив лобастую голову, он глядел на машину Зуева, и тому вдруг показалось, что стоящий за воротами таксопарка человек уперся ему взглядом прямо в глаза.
Таксисту стало душно. Рванув ворот рубахи и не замечая, что оторвал пуговицу, он, в каком-то шальном, помутившем разум отчаянии, надавил на педаль акселератора. Машина прыгнула вперед — раздавить, смять этого человека, вновь возникшего на его пути, впечатать его в мокрый асфальт, чтобы никогда больше не видеть. Никогда!
Увидев несущийся на него автомобиль, человек на дороге не изменил позы, не вытащил рук из карманов плаща, не заметался, не отпрыгнул в сторону — и нервы Зуева не выдержали. Дико закричав, он ударил по тормозам. Старенькая лайба, судорожно дернувшись, развернулась и застыла, не дотянув до стоявшего на дороге человека буквально нескольких сантиметров.
Обессиленно закрыв глаза, Зуев откинулся на спинку сиденья, не слушая, что кричит выскочивший из своей будки «вратарь», поминавший его такими матерными оборотами, которые впору было бы записывать, чтобы щегольнуть потом в курилке перед остальной шоферской братией. С какой-то обреченностью Зуев слышал, как открылась дверь машины и стоявший на дороге человек сел рядом с ним, принеся в салон запах дождя, городской пыли, крепкого одеколона и табака. Хлопнула закрывшаяся дверца. Вот они опять вдвоем, в тесном мирке салона лайбы.
