Интересно, когда он успел забыть свое предложение не расстраивать Миллера окончательно?
Миллер откусил от сандвича с индейкой.
– Все может быть, – невозмутимо произнес он. – Сам знаешь, все меняется, хотим мы того или нет.
И вышел в коридор. Мы слышали, как он медленно поднимается в свою комнату.
Джеймс отпустил меня, но я осталась сидеть, пораженная до глубины души. Миллер в меня не влюблен, это я точно знаю, он просто притворяется. Играет роль. Мы и раньше видели, как кто-то нарочно бесит своего дружка или подругу или борется с депрессией, поставив себе задачу переспать со всеми подряд. Мой брат тоже притворялся, а мы делали вид, что не замечаем… Я повернулась к Джеймсу. Лицо напряглось от волнения.
– Слушай, может, мне…
– Нет, – сказал Джеймс. – Я сам пойду. – Он поцеловал меня в макушку и пошел наверх в комнату Миллера. Основам дружеского вмешательства нас учат с седьмого класса. – Это может затянуться, – предупредил он.
Я кивнула, и Джеймс пошел пробовать вернуть к нам Миллера.
В тесной, оформленной петушками кухне Миллера я приготовила куриный бульон с лапшой, съела его с крекерами и вымыла кастрюлю. Устав ждать, я решила посидеть на лестнице, прислонившись затылком к стене и прислушиваясь к звукам наверху.
Спустя сорок пять минут Джеймс вышел на лестницу и улыбнулся, давая понять, что все улажено. Мимо него прошел Миллер, и я спустилась в холл. Поравнявшись со мной, Миллер замедлил шаг.
– Джеймс говорит, ты никогда мной не увлечешься, потому что он лучше целуется, – начал Миллер. – Я сказал ему, что это еще надо проверить, и тогда он саданул мне под дых так, что чуть не вырвало.
Я встревоженно поглядела на Джеймса, но он только пожал плечами.
– Ничего, – Миллер коснулся моей руки, – я заслужил. Извини, я вел себя как засранец. – Его губы изогнулись в улыбке. – Не обижайся, Слоун, но меня вовсе не так уж к тебе тянет.
Я округлила глаза и спросила Джеймса, медленно сходившего по ступеням:
– Ты что, правда его ударил?
– Это моя метода дружеского вмешательства. Сама же видишь – подействовало.
Джеймс уверен, что если нас долго развлекать, мы забудем, как все чудовищно и запутанно. Пока ему это удается, но будет ли так всегда? Сможет ли он рассмешить нас сквозь слезы? Я смотрела на Джеймса, зная, как сильно завишу от него, ведь только он умеет сделать так, чтобы все казалось нормальным. При виде моего серьезного лица его улыбка погасла, и вместо того, чтобы отшутиться, он вдруг уставился в пол.
– Хотите, кино посмотрим? – спросил Миллер, немного оживившись впервые за целый день. – Матери до четырех не будет.
– Твоя мама… – начал Джеймс.
– Заткнись, – одновременно сказали мы с Миллером. Джеймс засмеялся и наконец поднял глаза с самым очаровательным видом. Все было хорошо. Все нормально.
И мы пошли в гостиную проводить время, как и в другие дни. Правда, я то и дело поглядывала в окно, ожидая увидеть людей в белых халатах.
Два дня Миллер был как Миллер… или почти. На уроках он если не рисовал в тетради, то смотрел в окно. Видимо, Лейси его не выдала, потому что за ним не пришли. По территории шлялся только один хендлер – тот, неприятный, который сверлил меня взглядом. Я не говорила о нем Джеймсу или Миллеру, не желая, чтобы они затеяли драку и заработали неприятности; я просто не смотрела на него, стараясь не слишком психовать.
– Миллер, – начал Джеймс, когда мы вместе гуляли в пятницу. – Ты точно не хочешь поехать с нами и пожить в палатке? Там так классно, тихо…
– Не, друг, – отозвался Миллер, вынимая из рюкзака бейсболку и поправляя козырек. – Дома отдохну, у меня видеоигры новые. Может, схожу в Центр здоровья.
– Обязательно сходи, – сказала я. – Чего одному-то…
Посмотрев на меня, Миллер нацепил бейсболку на макушку и улыбку на лицо.
– Всего-то сутки, Слоун. Все будет о’кей. Да знаю я, что такое ездить с вами на реку, – он сделал неопределенный жест. – Без обид, но мне сейчас тяжело смотреть на ваши нежности.
Джеймс засмеялся и обнял меня сзади за талию, уткнувшись подбородком в волосы.
– Неправда, – возразил он. – Мы всегда дожидаемся, когда ты заснешь.
