Приходится ли говорить, какое огромное значение придавали фесские султаны укреплению и расширению торговых связей с западноафриканскими государствами, тем более что золото, непрерывным потоком поступавшее в Марокко, доставалось перекупщикам почти задаром, если, конечно, не учитывать расходов на снаряжение караванов. Дело в том, что на южных границах Сахары издревле сложилась кажущаяся нам парадоксальной традиция обмена золота на поваренную соль, причем за меру соли негры отсыпали равное по весу количество золотого песка. Жители великих африканских империй Кейта и Борну не находили в этом ничего странного. Золота у них хватало с избытком, а вот соль была такой редкостью, что о богачах в народе говорили: они едят соль за каждой едой.
«Негры, обитающие между Гамбией и Нигером, сосут кусочки соли с такой же жадностью, как наши дети едят сладости», — писал в конце XVIII века известный путешественник Мунго Парк.
Об обмене золота на соль Ибн Баттута рассказал достаточно подробно. Выйдя с караваном марокканских купцов из Сиджилмасы, столицы северосахарского оазиса Тафилалет, он на двадцать пятый день пути добрался до южного оазиса Тегазза, откуда правитель Мали манса Сулейман получал каменную соль и медь.
Тегазза произвела на Ибн Баттуту странное впечатление:
«Стенами домов ж мечетей служат соляные глыбы, а крыши сделаны из верблюжьих шкур. Там нет деревьев, лишь сплошной песок, в котором находятся огромные глыбы соли, нагроможденные одна на другую… Черные приезжают из своей страны и увозят из Тегаззы соль. Соль из Тегаззы продается в Уалате по цене от 8 до 10 мискалей за вьюк, а в городе Мали (в столице Мали Ниани. — И.Т.) — от 20 до 30 мискалей, часто же доходит и до 40. Соль служит черным средством обмена, как служат средствами обмена золото и серебро. Черные режут соль на куски и торгуют ею. И, несмотря на ничтожность селения Тегазза, в нем продают и покупают много кинтаров золотого песка».
В Тегаззе купцы провели десять дней, тщательно готовились к переходу через пустыню. Сахара жестока и вероломна, малейшая оплошность или беспечность могут обернуться большой бедой. Страшнее всего отстать от каравана и потеряться. Ибн Баттута рассказывает о таких бедолагах. Один из них был найден мертвым под кустом, где он искал спасительную тень, всего лишь в миле от колодца. Другого путника укусила змея, и он лишь чудом остался жив. Проводники объяснили это тем, что змея предварительно попила воды, а в таких случаях ее укус менее ядовит. Змеи, правда, встречались не столь часто, а вот вши, которых здесь было несметное количество, не давали покоя ни днем ни ночью. Чтобы спастись от них, люди надевали на шею ниточки с ртутью, но и это помогало лишь отчасти. Солоноватая тегаззская вода почти не утоляла жажды, и даже жалкое пустынное селение Тасарахла, куда караван добрался через несколько дней нуги, показался путникам райскими кущами.
Впереди был еще один трудный переход. По словам Ибн Баттуты, путники отдыхают в Тасарахле три дня, латая прохудившиеся бурдюки и на всякий случай обшивая их мешковиной: острые песчинки, увлекаемые ветром, что нередок в этих местах, могут продырявить кожу, вода вытечет из мехов, а в этом случае смерти не миновать. Отсюда же высылаются в Уалату гонцы, которых называют «такшиф». Они несут весть о прибытии каравана, чтобы навстречу путникам вышли их друзья и знакомые с запасами воды, которая за три-четыре дня до Уалаты обычно бывает на исходе. Гонцам платят огромные деньги, так как от их расторопности зависит жизнь десятков, а то и сотен людей. Если с гонцом случалось что-либо непредвиденное и он запаздывал на несколько дней, гибель всего каравана была неминуема. Но платные вестовщики, как правило, не подводили. Выросшие в пустыне, они знали все ее повадки и умели находить дорогу по каким-то лишь им понятным приметам, что, к изумлению непосвященных, не требовало даже острого зрения. Ибн Баттута сообщает о караванном проводнике, который был почти слепым, но ни разу не сбился с дороги и при любых обстоятельствах чувствовал себя уверенней своих зрячих коллег.
