Вооруженная охрана из христиан-наемников стройными рядами топает вслед за придворными, глотая поднимающуюся из-под их ног пыль. Надменно задрав вверх щетинистые подбородки, колонну замыкает регулярное войско — джунд, пестрый сброд неустрашимых головорезов из турок, андалузцев, арабов, персов, переметнувшихся в мусульманство христиан…
В Тунисе Ибн Баттута окончательно оправляется от болезни, понемногу приходит в себя после утомительных караванных переходов и неуютных ночевок в грязных постоялых дворах. Покровительство шейха Зубейди открывает ему доступ в высшие круги, и здесь молодой магрибинец сразу же завоевывает всеобщее признание своими обширными познаниями в области мусульманского богословия и права. Особенно льстит самолюбию юного танжерца то, что даже самые признанные религиозные авторитеты, привыкшие нести свои головы, словно они сделаны из хрусталя, теперь церемонно раскланиваются с ним, называя его шейхом.
Долгие летние вечера Ибн Баттута проводит в домах известных богословов, где после обильных, а порою попросту неумеренных угощений принято читать Коран, спорить, давая собственное истолкование тому или иному спорному месту. Нередко дебаты затягиваются до утра, и лишь с первыми лучами солнца покидает Ибн Баттута гостеприимных хозяев, со счастливой улыбкой шагая в направлении медресе Кутубийин по пустынным, еще хранящим ночную прохладу улочкам медины.
Признание, пришедшее без всяких скидок на его юный возраст, опьяняет его, и в мечтах он видит себя почтенным шейхом, сидящим у одной из колонн мечети в окружении почтительных учеников.
Необъятность и многообразие мусульманского мира, раскинувшегося на огромных пространствах от Атлантического океана до загадочной страны Катай, волнует воображение Ибн Баттуты. Долго ворочаясь на кошме в тесной келье спящего медресе, он мысленно беседует со знаменитыми улемами Иерусалима и Багдада, достойнейшими из достойных, познавшими мудрость аллаха, на которой, как на гранитной скале, держится вселенная…
К началу осени весь город говорит о предстоящем выходе каравана в Хиджаз. Шейхом каравана халиф назначает благочестивого паломника из Суса, судьею — Ибн Баттуту. Для безопасности каравану выделяется отряд из ста всадников, вооруженных мечами и луками.
В начале ноября караван трогается в путь. Дорога идет вдоль моря, время летит быстро, без особых событий, в однообразном чередовании дневных переходов и ночных привалов, иногда прямо под открытым небом у костров, разложенных проводниками на обочине караванной тропы.
Никогда не забудет Ибн Баттута эти славные ночи!
В воздухе свежо и безветренно. Шевелятся, обугливаются в языках пламени кирпичики из высушенного верблюжьего помета, стреляют, выбрасывая вверх огненные брызги, витые стебли верблюжьей колючки. Красные отсветы колышущегося пламени выхватывают из темноты спокойные строгие лица собеседников, рассказывающих удивительные вещи о странах и городах, в которых им довелось побывать. Где-то рядом журчит теплая средиземноморская волна, слышится гортанный переклик ночной стражи…
* * *
«Добродетельная жена лучше, чем весь мир и все, что он вмещает», — сказал однажды пророк, очевидно, имея в виду свою Хадиджу, которой он был обязан очень многим из того, что произошло в его удивительной жизни. Впрочем, еще задолго до его проповедей почитаемый всеми арабами легендарный мудрец Лукман достаточно определенно высказался на этот счет. «Добродетельная жена, — утверждал он, — как корона на голове царя, а нечестивая — как тяжелая ноша на спине старца».
Итак, речь пойдет о прекрасном поле, к которому наш путешественник питал особую слабость, заставившую его посвятить подругам своей беспокойной кочевой жизни несколько самых возвышенных и трогательных страниц книги воспоминаний.
Мы говорим о подругах жизни во множественном числе, ибо известно, что ислам допускает полигамию. Свободный член мусульманской общины наделен правом иметь одновременно четырех законных жен. Кроме того, ему позволяется содержать сколько угодно рабынь-наложниц.
Однако установленные Кораном рамки не являлись преградой для сластолюбцев, всю жизнь искавших любовных утех. При исключительной легкости расторжения брака мужчина мог иметь практически бесконечное число жен, ибо, разводясь с одной из них, он тут же брал себе новую, никогда не выходя за пределы предписанного ему максимума. История знает много таких примеров.
