— Кто там?!
По нефритовому небу плывет серебристая лодка. И люди, сидящие в ней и завернутые в белые саваны, кричат протяжно, как птицы.
— Я занят! Я сплю! Дайте мне спать! — Вдовы в черных покрывалах колотят кулачками в запертую дверь и плачут.
— Я не хочу есть… Я только что кушал. Который час? Не мешайте мне…
Ибишев отвязывает от ножки кровати пальто и надевает его.
Он уже ходил в лабиринт — там ничего не изменилось. Темные улицы так же, как и раньше, манят его к себе, даже несмотря на то, что Джамиля — Зохра больше не выходит на балкон своего дома.
Говорят, она вышла замуж. Но для Ибишева это уже не имеет значения.
Он подсаживается к письменному столу и, выдвинув ящик, достает отцовскую бритву. Раскрывает ее. Лезвие тускло блестит. Ибишев аккуратно срезает заусеницу с ногтя.
Почувствовав на лице обжигающую струю холодного воздуха, Ибишев поднимает голову и с удивлением понимает, что стоит прямо посередине грязной узкой улицы где–то на самой окраине города. Он уверен, что никогда не был здесь раньше. Моросит холодный дождь. Свет из окна одноэтажного дома, рядом с котором стоит Ибишев, расплывается на мокром асфальте тусклым желтым пятном. Ибишев прячет бритву в карман пальто. Куда теперь идти? Впереди, где улица сворачивает куда–то направо, горит одинокий фонарь.
Постояв немного, Ибишев направляется к фонарю. Вначале медленно, потом все убыстряя шаг. Пройдя метров сто, он бросается бежать сломя голову. Кто–то кричит ему вслед из темноты. Ибишев не оборачивается и продолжает бежать. Но, удивительное дело, проклятый фонарь не становится ближе. Он начинает задыхаться. Одеревеневшие ноги не слушаются его, он вот–вот упадет. И, сдавшись, Ибишев останавливается, чтобы перевести дыхание. По разгоряченному лицу градом струится пот. Заколдованный фонарь стоит от него так же далеко, как и был с самого начала.
Ибишев оглядывается по сторонам и вдруг понимает, что находится на пустыре, заваленном мусором, перед знакомым двухэтажным домом с верандой. Прямо за спиной у него — огромная ржавая цистерна.
В окне горит ночник.
Он подходит к двери и нажимает кнопку звонка. Скрипит лестница.
Женщина в халате и в тапочках с розовыми помпонами выходит ему навстречу. Ибишев смеется:
— Вы узнали меня?
— Конечно! Ты сын двойняшек. Ты опять пришел?.. Понравилось в прошлый раз, наверное? А деньги у тебя есть?
— Как ваша кошка?
Лицо женщины принимает плаксивое выражение.
— Бедная Пуся пропала… Может, ты видел ее где–нибудь?
— Нет. Я ее не видел. Но я могу принести вам другую кошку.
— Ой, о чем ты говоришь?! Никто не заменит Пусю! Она была такая ласковая, такая умная…
И хнычущая женщина в тапочках с розовыми помпонами растворяется в темноте.
Ибишев лежит на кровати, изо всех сил сжимая зубами уголок подушки и чувствуя, как черви–трипонемы погружают свои челюсти–клешни в его мозг и грызут его так, что голова готова лопнуть от острой боли. Они методично отрывают по кусочку, жадно глотают, и их розовые брюшки лоснятся от сытости. Эмаль на зубах Ибишева крошится, рот наполняется железным вкусом крови.
Когда боль становится совсем нестерпимой, он вскакивает с кровати и начинает метаться по комнате. Натыкается на стол, шифоньер, что–то с шумом падает на пол.
…Джамиля — Зохра, спрятанная под темным покрывалом. Лодка, плывущая но нефритовому небу…
Ибишев плачет, обхватив голову руками.
— Я пришел.
Женщина улыбается ему. В комнате все так же душно, и простыня, лежащая поперек ее живота, промокла от пота. Ибишев садится на край постели, откидывает простыню и проводит кончиками пальцев по бедру женщины.
— Сними пальто, ты же с улицы. Разденься…
Но Ибишев не слушает и ложится рядом с ней как есть в мокром пальто и грязных ботинках. Женщина кричит и пытается столкнуть его с кровати.
— Идиот…Убирайся отсюда!..
Изловчившись, Ибишев хватает ее за плечи и, прижав к себе, целует сухими губами. Женщина приходит в еще большую ярость, бьет его по лицу, визжит…
На длинной эстакаде, уходящей далеко в море, стоит отец.
В безоблачном небе с криком проносятся серые чайки. Сквозь солнечную дымку на горизонте видны нефтяные вышки. Неподвижное море блестит, словно чешуя. Ибишев знает это место, это Шихово, дальше Биби — Эйбата. Отец щурится. Он одет в полосатые бумажные брюки и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Лицо его гладко выбрито.
