В комнате много книг. Они плотно стоят в высоком шкафу, уходящем под самый потолок. На подоконнике, рядом с пустым прямоугольным аквариумом, Селимов видит чучело маленького каймана и изящную модель парусника на лакированной подставке. Селимов удивлен. У него такое чувство, что все это он уже видел когда–то. Дежавю? Огромный веер, расписанный иероглифами, траченное молью сомбреро, китайский зонтик с цветами, две бронзовые статуэтки на мраморной каминной полке, граммофон со сверкающей медной трубой…Он почти уверен, что видел все это. Этот ковер с крупным геометрическим рисунком. Селимов пытается вспомнить. Ему кажется, что он вот–вот вспомнит. Но что–то отчетливо мешает ему.
(Селимов наделил Ибишева великим Даром Узнавания. Но сам он слеп, как летучая мышь. Он не видит в упор.)
— А вот и чай!
Женщина ставит на журнальный столик поднос с заварным чайником, нарезанный лимон в блюдечке, вазочку с шоколадными конфетами, две рюмки и початую бутылку коньяка.
— Чай у нас отличный! Английский, с бергамотом. Попробуйте!..И вообще, молодой человек, — неожиданно напыщенно говорит толстячок, разливая чай по фарфоровым чашкам с лепными драконами, — в этом доме все неординарно! Как вам понравились картины? Удивительно! Ведь, правда?
— А кто автор?
— К сожалению, неизвестно. Картины не подписаны. А мне они достались, так сказать, по наследству. Но, согласитесь, удивительные работы!
Селимов соглашается.
— Ну что ж! С чего начнем? Я хочу, чтобы мы с самого начала поняли друг друга. Это очень и очень важно, чтобы ваша статья получилась…как это сказать поточнее…на самом высоком уровне! Ведь речь, как–никак, идет о гении! Да, да, молодой человек! Именно о гении! Других определений я просто не принимаю!
Селимов с интересом смотрит на толстячка и, пытаясь скрыть улыбку, смущенно откашливается. Лицо толстячка горит от возбуждения. Он нервно потирает друг об друга свои пухлые ладошки.
— Ну и как вам роман? Вы уже прочитали его?
Селимов пожимает плечами.
— Значит, не читали! — толстячок искренне огорчен. И от этого румянец на его лице проступает еще больше. Он хмурит выцветшие брови и с укором смотрит на Селимова.
— Очень жаль, очень жаль. Я надеялся… Но, честно говоря, этого и следовало ожидать. Сейчас мало читают, а уж тем более в провинции. Очень жаль…
Возникает неловкая пауза. Толстячок остекленевшими глазами смотрит в чашку со стынущим чаем и не обращает на Селимова никакого внимания.
Из кухни тянет запахом жареного лука. Селимов чувствует, что голоден.
Толстячок вдруг вскакивает с дивана и начинает быстро ходить по комнате из угла в угол, заложив руки за спину.
— Это великий роман! Клянусь могилой матери!
Голос его дрожит. Селимов мстительно надеется, что он прослезится.
— Просто великий! В этом столетии больше не будет написано ничего подобного! Уверяю вас!..Сейчас роман переводят на португальский и урду, а осенью он выйдет в Дании и, может быть, еще в Бенгалии! Роман начинает свое шествие по миру! Пейте, пейте чай, он сейчас совсем остынет! Когда я увидел первые пробные оттиски…боже мой, я чуть не плакал, как ребенок!..давайте я плесну вам коньяку…отличный коньяк, мне привезли его в подарок из Шемахи.
Голос толстячка больше не дрожит. Он стоит перед Селимовым и возбужденно говорит, жестикулируя руками.
— Обязательно прочтите его! Клянусь могилой матери, вы не пожалеете! Вы на все сто процентов убедитесь, что я прав! Я бы дал вам почитать свой экземпляр, но он, к сожалению, у меня остался в единственном числе. И я никак не смогу вам его дать. Даже под честное слово…Дело в том, что я размышляю над ним каждый день. Прочту страницу–другую, потом выключу свет, чтобы ничего не отвлекало, и стараюсь осмыслить прочитанное до последней запятой…выпейте коньяку!
Селимов одним разом опустошает рюмку и решительно наливает себе еще. Спешить ему больше некуда.
— И как, получается?
— Что именно?
— Осмыслить все…
— Нет, что вы! Иногда над одним абзацем мучаюсь целый день. За три месяца я добрался только до двадцать первой страницы! Я все подсчитал: чтобы закончить мою работу, мне понадобится не меньше десяти лет, почти столько же, сколько писался сам роман! Титанический труд! Сейчас мне пятьдесят девять. Если Аллах даст мне сил и здоровья, то…Вы знаете, как тяжело, я бы даже сказал, мучительно писался этот роман! Пришлось четыре раза полностью переписывать все заново. Но труднее всего далась центральная, одиннадцатая глава! Это эпизод с потопом! Только представьте себе: повсюду поднимается вода, тонны, миллиарды тонн мутной морской воды, она затопляет улицы, дома, города и горы, затопляет весь мир. И потом, когда все успокаивается, главный герой вместе со своей семьей и некоторыми уцелевшими животными плывет на огромной лодке по бесконечному морю и видит сквозь толщу воды леса, магазины, стоянки с автомобилями, кинотеатры, дороги, аэродромы… Вы слушаете?
