Наконец я стал засыпать, погрузился в глубокий сон, сквозь который урчало Средиземное море.
Утром, как обычно, меня разбудили ретивые слуги. Их было трое. Неряха Техеро, ныряльщица Пилар и Пабло, дурачок-подросток, который делал всего понемногу, но в основном утихомиривал папашу Патрисио, когда тот слишком злоупотреблял мансанильей.
На заре все трое убирались в столовой и распевали душераздирающие фламенко, от которых я всегда спасался на пляже. В то утро, едва открыв глаза, я понял, что беспокойство мое за ночь не иссякло. Снова начали одолевать всякие тревожные мысли.
Я соскочил с кровати и босиком кинулся в комнату незнакомки.
Трое слуг с удивлением уставились на меня: они еще ни о чем не знали.
— Amigo?[3] — поинтересовался Техеро.
— Да…
Я толкнул дверь.
* * *
Она уже проснулась. Сидела на кровати, прислонившись к побеленной стене спиной, и разглядывала царапины на руках.
Услышав стук открываемой двери, она подняла голову, и в первый раз я увидел ее глаза.
Какого-то рыжеватого цвета со множеством золотистых прожилок. Умные глаза на красивом лице — похоже, природа ей ни в чем не отказала!
Она смотрела на меня. Наверное, не понимала, почему в эту крошечную комнатку вдруг ворвался какой-то человек в пижаме. Я улыбнулся ей, не зная, с чего начать.
И, конечно, сразу же сморозил глупость.
— Вы хорошо спали?
Она не ответила. Горящие глаза словно проникали до самых потаенных глубин моей души. В них читалось явное желание понять, что происходит.
— Я… Это я случайно наехал на вас ночью… Как вы себя чувствуете?
Я вдруг сообразил, что обращаюсь к ней по-французски, и она, скорее всего, не понимает.
В дверном проеме застыли слуги, с удивлением воззрившись на постоялицу, которую до сих пор не видали. Тупое, бледное лицо Пабло начало действовать мне на нервы. Я ногой захлопнул дверь. Солнце проникало через слуховое окошко над головой девушки в комнату. При свете дня ее кожа словно сняла. Я никогда еще не видел такой гладкой кожи, так и хотелось прикоснуться к ней — до того она казалась нежной и теплой.
Я присел на кровать.
— Можно?
Девушка все еще не спускала с меня свой взгляд дикарки, но волнение в ней понемногу улеглось, и теперь она, как видно, чуть успокоилась.
— Что со мной случилось?
Я чуть не подскочил. Она говорила по-французски без всякого акцента.
— Вы француженка?
— Француженка?
Она задумалась, будто не до конца понимая смысл этого слова.
И чуть кивнула головой.
— Да… Француженка…
Наверное, ночью от удара моя собеседница потеряла память. Я снова встревожился.
— Вы ничего не помните?
Она напряглась. Казалось, каждое слово, доходило до ее сознания с большим трудом.
— Нет…
Она явно страдала от того, что не могла вспомнить. Мучительно хотела узнать.
— Этой ночью… на дороге… Вы…
Я не знал, как быть. Нельзя говорить ей о неудавшейся попытке самоубийства. Слова «несчастный случай» казались мне более подходящими.
— Я задел вас машиной. Вы и правда ничего не помните?
— Нет…
— А где вы живете?
Она поднесла руку к голове… На лбу от напряжения появились морщины.
— Не знаю!
— Вы живете в Испании?
От удивления она вздрогнула и недоверчиво пролепетала:
— В Испании? Почему в Испании?
— Разве вы не знаете, что мы сейчас в Испании?
В глазах ее промелькнула смешинка.
— Вы шутите?
— Да нет, не шучу… Мы в Кастельдефельсе, в нескольких километрах к югу от Барселоны. Ну, Барселона… вы что, не знаете?
В горле у меня пересохло. Если она не помнила, что оказалась в Испании, значит, дело плохо.
И я повторил срывающимся голосом:
— Барселона…
— Нет, правда?
Вдруг она неожиданно зарыдала. Безутешно, как ребенок, не скрывая слез.
— Что со мной случилось? Что со мной случилось?
Я положил руку ей на затылок. Шея была теплая, нежная — даже больше, чем я думал.
— Не расстраивайтесь, это у вас шок. Все пройдет… Давайте попробуем по-другому, а то я веду себя, как последний идиот.
Она перестала плакать. В лице лучиком отразилась надежда. Девушка внимательно взглянула на меня.
— Что-нибудь болит?
— Нога чуть-чуть… И голова… И в ушах шумит…
— Это от контузии… Говорю вам, все пройдет… Не бойтесь, я отвезу вас к лучшему барселонскому врачу.
