Что ещё я слышал, кроме краски?
Свежераспиленная древесина. И безошибочно узнаваемый затхлый запах сырости.
Я всё ещё был в театре… в единственном месте, где была краска… и дерево… и иногда просачивалась вода.
Подвал, где выпиливали и красили декорации для сцены.
Я попытался осмотреть комнату.
Освещение было тусклым, но как только мои глаза привыкли к темноте, я понял, что лежал под грудой досок. Именно они придавили мои ноги.
Ещё одна куча почти накрывала моё лицо, а несколько досок торчали в десяти сантиметрах от моего носа.
Я собрал все силы в ногах, чтобы толкнуть. Я должен был выбраться из этого затруднительного положения. Но доски оказались слишком тяжёлыми.
Тогда я вывернулся и освободил от груды распиленного дерева лицо и верхнюю часть туловища. И услышал приглушенный стон, заставивший меня дёрнуть головой и посмотреть в его направлении.
Отец.
Он сидел, связанный и с кляпом во рту, у дальней стены.
— Поп, — позвал я. Это прозвище я придумал отцу ещё в детстве — и не произносил его уже долгие годы.
Он закашлялся, и всё внутри него забулькало.
Я хотел помочь ему, но не мог пошевелиться.
Полный разочарования, я опёрся на руки и принял сидячее положение. Затем вылез из-под возвышающейся надо мной груды досок и толкнул её левым плечом, пытаясь развалить.
Это было ошибкой. Снаружи донеслись приближающиеся шаги.
Чьи это шаги? И откуда?
Я застыл, ругая себя за то, что был таким неосторожным.
Шаги замерли.
Из-за леса — точнее, из-за выкрашенной в зелёный цвет декорации, должной изображать деревья, — показалось лицо Молли. Она обошла комнату, сначала осмотрев меня, затем — моего отца. И вздохнула с облегчением.
— Всё ещё здесь, но причиняете кучу неприятностей, — пробормотала она, глядя на кучу обрушенных мной досок.
— Ты же знаешь, что сюда направляется капитан Малвани. Если ты нам поможешь, я выбью для тебя сделку.
Она окинула меня насмешливым взглядом.
— Мне не нужна сделка. И я боюсь, твой капитан так и не придёт.
Молли была в курсе нашего плана. А это означало, что теперь Джек знает, как сорвать каждую его часть.
Мой отец издал булькающий звук. В свете фонаря Молли я увидел, что его подбородок был испачкан кровью. На долю секунды мне показалось, что он ранен. Но потом, когда он чуть не задохнулся, пытаясь откашляться, я понял, что кровотечение было вызвано туберкулёзом.
— Ради бога! — взорвался я. — Он же захлебнётся собственной кровью, если ты не вытащишь кляп!
Молли захохотала.
— Да он всё равно сдохнет! Какое мне дело?
Ещё один жуткий хрип.
Услышав его, она смягчилась и пробормотала:
— Но я бы предпочла его больше не слышать. Наклонись вперёд, — скомандовала она отцу.
Прежде чем вытащить кляп, девушка проверила узлы, которыми были связаны его руки и ноги. Удостоверившись, что всё в порядке, она потянулась к кляпу.
— Я вытащу его, — произнесла она, — но если станешь шуметь, затолкаю ещё глубже.
Я внимательно наблюдал за отцом. Она стояла достаточно близко, чтобы он мог её ударить.
«Борись!» — молча взмолился я.
Он отец лишь прохрипел:
— У меня всё тело затекло. Пожалуйста, позволь мне вытянуть руки.
— Ни за что! Ты же сможешь тогда развязать узлы!
— Молли…, - он запнулся на мгновение, — почему?
Не обращая на него внимания, она обыскала комнату и нашла лом. Я наблюдал за ней, гадая: Молли планирует использовать инструмент на нас или для того, чтобы разобрать завалы досок?
Кто же она?
И тут меня осенило.
Да, сходства практически не было ни в телосложении, ни во внешности. Но это не важно — многие члены семьи не похожи друг на друга, да и я не считаю себя экспертом в области человеческих лиц. Но когда девушка наклонилась, чтобы убрать с дороги доску, у меня в голове пронеслись слова миссис Лейтон: «Её Роберт и моя дочь очень сдружились. Несмотря на разницу в возрасте в десять лет, они были близки, как родные брат и сестра».
— Где твой двоюродный брат?
Молли ухмыльнулась.
— Неплохая работа, детектив. Это ты всё-таки выяснил…
Она вернулась к доскам.
— Он наверху? И всё это время ты ему помогала?
Я был прав: у всех членов этого семейства проблемы с психикой.
— Полагаю, он не справился бы без тебя, — я постарался, чтобы мой голос звучал искренне. — Но я не могу понять, зачем ты это делала?
