Я мог лишь предположить, что на него кто-то сильно давит сверху.
Я потянулся за шляпой и уже собрался направиться к выходу, когда Малвани снова меня остановил.
— Постой, Зиль. Прежде чем ты уйдёшь, я должен сказать тебе кое-что ещё, — он сделал глубокий вдох. — Этим утром в издательстве «Таймс» тоже нашли письмо. Я пока никому не говорил, даже мистеру Айзману, хотя это он принёс мне первые два письма. Он боится, что по городу пойдут слухи, и будет не очень рад, если окажется, что в этом деле замешаны газетчики.
Я тихонько выдохнул сквозь сжатые зубы. Да, Малвани прав: это всё меняет.
— Что говорится в письме?
— Я пока не знаю, только получил сообщение. Я собираюсь отправиться в издательство «Таймс», как только покончу со всем здесь, — произнёс он и посмотрел мне прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты работал над этим делом, Зиль.
Я молчал.
Малвани криво усмехнулся.
— Это дело как раз для тебя — убийство без капли крови.
Естественно, Малвани знал мою тайну — меня всегда начинало тошнить при виде крови. Да, в моей профессии это было проблемой, но мне хотелось думать, что я её удачно скрываю.
— Значит, сделаешь официальный запрос, чтобы меня прислали тебе в помощь?
— Даже больше — я хочу, чтобы ты возглавил расследование наравне со мной. Полагаю, без тебя в Добсоне справятся.
— Думаю, да.
В моих словах сквозил сарказм. В Добсоне с самой зимы было всё тихо и спокойно; не произошло ничего, с чем бы не мог справиться другой офицер нашего участка, состоящего из двух полицейских.
Иногда я подумывал снова перебраться работать в город. Навсегда.
Но потом я осознавал, что для этого ещё слишком рано.
— Ты ведь будешь в порядке, если подключишься к этому делу? — Малвани задал вопрос вроде мимоходом, но я видел, как он внимательно наблюдает за мной в ожидании ответа.
Малвани знал, что женщина, на которой я собирался жениться, погибла во время катастрофы на борту «Генерала Слокама». Как и тысяча других пассажиров, умерших во время пожара на пароходе 15 июня 1904 года.
И хоть моя боль потихоньку стихала, а соболезнования соседей по Нижнему Ист-Сайду уже не ранили так остро, я понимал, что некоторые определённые части города — и дела с жестокими смертями молодых девушек — возвращали мне воспоминания, от которых я хотел поскорей избавиться.
Я сжал челюсти, и не стал отвечать на вопрос Малвани.
Вместо этого я понизил голос, чтобы полицейские, собирающие в нескольких метрах от нас улики, не стали невольными свидетелями нашего разговора.
— Под твоим командованием сейчас находится куча детективов, и все они толковые и не нуждаются в моих подсказках. Так зачем тебе я?
— Частично из-за доверия и преданности, — признал Малвани и нахмурился.
Он окинул взглядом комнату и работающих полицейских.
— В моём подчинении находятся прекрасные офицеры. Но они пока не мои люди. Пока не мои.
— Ясно. А ещё из-за чего?
Малвани нахмурился ещё сильнее.
— Потому что есть нечто в этом деле, что масштабнее и сложнее, чем смерть одной — точнее, двух — актрис.
Он тряхнул письмом на голубой бумаге.
— Нутром чую. Надеюсь, что не прав. Но боюсь, что это только начало.
Он на пару секунд замолчал, давая мне осознать сказанное, а затем наши взгляды встретились, и он продолжил:
— Ты не единственный человек, которому я доверяю. Но я знаю, что ты единственный, у кого хватает умений и навыков, чтобы помочь мне раскрыть это дело.
Ну как я мог отказаться после такого комплимента?
Девятнадцатый участок, 30-я улица.
Малвани заранее позвонил в здание участка, поэтому меня там уже ждали.
Это было переполненное людьми, ветхое здание на Тридцатой улице — всего в нескольких кварталах к югу от театра.
Разрабатывался план строительства нового, современного здания через дорогу, но работы столько раз откладывались на неопределённый срок, что это уже стало шуткой среди служащих.
В существующем же здании любое пространство было дефицитным, поэтому я не стал жаловаться на тесную комнату без окон, где меня ждал Тимоти По.
Запах внутри был спёртым, с нотками пережаренного кофе, но в интересах сохранения тайны следствия я был вынужден закрыть за собой дверь.
