И Карагези решился наконец отправить ее в заморское путешествие. Ссылаясь на неотложные дела и плохое самочувствие, он настоял на необходимости поездки вместо себя сына. Руководство НИКа дало свое “добро”.
Дорога была утомительной. Но Лилит соглашалась на любые неудобства, лишь бы Орбел был рядом. В аэропортах, в самолете, в машине она сидела, прижавшись к нему, и, казалось, ничто больше ее не интересовало. Но скорее всего она просто не понимала происходящего с нею, не могла осознать своих фантастических перемещений, необъятности бездонного океана, распластавшегося под брюхом самолета, и той страшной скорости, с которой ее уносят от дома, от привычной обстановки.
…Протягивая руку к кнопке звонка, Орбел знал – Лилит безошибочно чувствует его возвращение, соскальзывает с тахты или кресла и, затаившись, ждет его по ту сторону двери.
Он входил, делая вид, что не замечает ее, заговаривал с Ольгой, а Лилит, стараясь перекричать их, тараторила без умолку: – Здравствуй, Лилит, здравствуй, Лилит, здравствуй…в ревнивом стремлении привлечь к себе его внимание.
Он “замечал” ее, гладил по волосам, говорил что-нибудь ласковое, и она уже не отходила от него ни на шаг. Ждала перед дверью ванны, пока он умывался, бежала к стулу с его домашней одеждой, зная наперед все, что он будет делать.
Уверенная, что Лилит ничего не понимает, Ольга посмеивалась над ней. Но она ошибалась. Лилит тонко улавливала интонации голоса и прекрасно знала, когда о ней говорят.
– Да она влюбилась в тебя,- заметила как-то Ольга.
– Глупости,- отмахнулся Орбел.- Она просто привязалась ко мне. Я напоминаю ей отца. А она скучает по нему.
– Он – ее хозяин.
– Не смей так говорить!- вспылил Орбел.
– Она никогда так не ластилась к нему,- стояла на своем Ольга.- Уж я-то вижу. Она тоскует и ждет тебя с той минуты, как за тобой закрывается дверь. То и дело выскальзывает в переднюю, виновато косясь на меня. Трогает дверь руками, нюхает, прижимается к ней щекой. А вчера ты задержался, и она уснула прямо на коврике в передней.
– Ты говоришь о ней, как о кошке,- упрекнул Орбел.
Ольга вздохнула: – Все еще на что-то надеешься? Завидую твоему оптимизму.
– Да. Да, да! И буду надеяться до последнего. Я докажу этим заносчивым американцам, что она имеет право жить в их паршивом доме для гостей.
Лилит вытянула шею, ощутив агрессию в голосе Орбела.
В ее глазах вспыхнул воинственный огонек.
– Гляди-ка, она собирается бороться вместе с тобой.
– А как же! И поборемся!- Орбел ласково погладил Лилит. Та потерлась о его руку и сказала: – Лилит умница. Лилит молодец.
…Лилит радовалась, как дитя, когда он не захлопывал за собой пахнущую одиночеством дверь, а весело говорил: – Лилит! Гулять хочешь?- И особо выделял интонацией заветное слово “гулять”.
– Здравствуй, Лилит! Лилит молодец!- радостно отзывалась она, вскакивая с места и вкладывая в его руку свою 66 верткую крепкую ладошку, с нетерпением заглядывая в глаза.
– А туфли, Лилит?- строго напоминала Ольга.
И девушка, не выпуская руки Орбела, чтобы он вдруг не передумал и не сбежал, неуклюже вставляла ножку в свободную, как тапочка, туфлю.
Кларк с Шактером уехали в город, и Орбел предложил Ольге втроем отправиться наконец на берег. Океан был относительно спокоен. Солнце роняло на землю длинные лучи сквозь прорывы в многослойных облачных громадах.
Орбел и Ольга, держа за руки Лилит, остановились на каменистом, неблагоустроенном пляже. При виде такого необъятного количества живой, дышащей воды Лилит отпрянула, опекуны крепче сжали ее руки.
– Как же нам купаться?- огорчился Орбел.- Если Лилит отпустить, она удерет сломя голову.
– Не удерет. Да и куда ей бежать? Ты теперь – ее самое надежное убежище.- В голосе Ольги звучала легкая зависть.
– Тогда я посижу с ней на берегу, а ты купайся. Потом поменяемся… Садись, Лилит, садись! Рядом со мной. Ну! Садись же.- Он принципиально не желал пользоваться приказами и командами, считая их недостойными по крайней мере того облика, который она носит, даже если и не обладает…
Он упрямо верил: пока не обладает разумом человека.
Лилит осторожно опустилась рядом с ним на камни. Ольга скинула платье и, подтягивая тесемки купальника, сказала: – Одной как-то страшновато.
