— Сестрички, пришвартовывайтесь к нашему борту.
Девушки не отвечают, топают дальше.
Мне сейчас следует думать о предстоящей встрече, о том, что за человек Крутковский, как будем с ним работать. Думать не хочется. Да и что тут придумаешь. Сочли нужным его сделать главным — пусть будет. Когда вернулся из Москвы, то Андрей Михайлович Саратовский мне сказал:
— Решение о назначении нового редактора принято без участия нашего обкома. Мы к вам претензий никаких не имеем, понимаем ваше положение. Постарайтесь сработаться с новым редактором. Не получится — возьмем вас в обком.
В обком? Неплохо. Но жаль расставаться с газетой. Люблю ее, проклятую, хотя в редакции не работа, а каторга. Кто это сказал? Кажется, Киров. Точно. Сергей Миронович во время какого-то юбилея произнес тост за журналистов, людей каторжного труда. Я силюсь восстановить в памяти когда-то давно прочитанные слова. «Вспомним свинцовых красноармейцев, — кажется, так говорил Киров, — которые набирают буквы, вспомним газетчиков, которые в конце концов создают ту самую газету, которую мы с вами с таким интересом и вниманием читаем. Если можно назвать какой-нибудь труд каторжным, то это газетный труд. Письмо, набор, печать — если бы вы только знали, каких громадных трудов все это стоит!»
За последние годы мы все натренировали свою память на цитаты. Кто-то даже сказал, что цитата из трудов классиков — это лоцман, который ведет нас по безбрежному океану жизни. Есть лоцманы, работающие без выходных. Некоторые цитаты настолько часто употребляются в печати, что их уже знаешь, как стихотворение из школьного учебника, наизусть.
Голова опускается все ниже на грудь. Я сидя засыпаю. Сквозь сон слышу пф-пф, — пыхтит паровоз, перестукиваются колеса вагонов. Поезд уже пришел. На перроне обычная в таких случаях сутолока. Поеживаясь от утренней прохлады, ищу глазами человека, которого видел один раз.
— Вот где вы, здравствуйте, я думал, никто не встречает, — на плечо мне легла костлявая ладонь.
— Беркутов звонил.
— Куда вы меня отвезете?
— В гостиницу. Номер вам забронирован.
— Ну что ж, в гостиницу так в гостиницу.
Мы сидим друг против друга в гостиничном номере. Иван Кузьмич неторопливо, позвякивая медалями, нацепленными на борт пиджака, произносит передо мной, очевидно, заранее подготовленную речь. Он кратко обрисовывает (так он сам сказал) свой жизненный путь. Из деревни пришел на стройку электростанции под Ленинградом. На стройке закончил рабфак. Там же написал первые заметки в многотиражку. Его, как рабкора, направили учиться в Институт журналистики имени «Правды». Во время учебы принимал участие в рейдах «Правды». После получения диплома некоторое время был секретарем редакции районной газеты в Поволжье. Потом стал корреспондентом областной газеты, а там ответственным секретарем, заместителем редактора, редактором.
— Четыре года в одном кресле просидел, — многозначительно роняет Крутковский. — Всякое бывало за эти годы — хвалили и поправляли. Павел Петрович, должен вас предупредить. Я человек прямой. Люблю ясность. Вы имеете основания быть недовольным. Но я здесь ни при чем. В ЦК меня предупредили — вам никаких претензий не предъявляют. Не предъявляйте и мне. Я не просился на ваш пост. Но раз так случилось, будем работать вместе. Я не собираюсь задерживаться в Принеманске. У меня другие виды.
Мне становится не по себе. Решаюсь перебить редактора.
— Иван Кузьмич, о нашем будущем позаботится ЦК. Поговорим о настоящем. Рассказывать свою биографию не стану. Уверен, что Беркутов вас познакомил с моим личным делом. Считаю своим долгом представить сотрудников «Зари Немана».
— Не утруждайте себя. Успею познакомиться и с сотрудниками. А сейчас, Павел Петрович, идите отдыхать. Вижу, что вы ночь не спали. Сегодня вас снова попрошу дежурить, я же стану поддежуривать. Одна ночь для разбега немного?
— Пожалуй.
2
Страницы «Зари Немана», прочитанные Крутковским, напоминают карту. Синие ручейки сбегают с красных холмов. Редактор лихо работает цветными карандашами. Я с любопытством рассматриваю разрисованную им полосу. Слово «Главнокомандующий» всюду подчеркнуто красным карандашом. Синим — слова «коммунизм», «социализм», «учеба» и другие. Недоумеваю, никогда мне еще не доводилось отправлять в типографию такие расписные страницы.
