— А знаешь, Пашенька, я бы и сам поехал. Для журналиста ведь это не край, а золотая жила!
— Тебя бы, Семен, взял с превеликой радостью. Главный не отпустит.
— Главный-то может и отпустит, но жена…
Я взялся за телефонную трубку. Надо доложить в ЦК о прибытии. В мембране заглушенный голос Степана Беркутова:
— Вас слушают.
— Докладывает редактор «Зари Немана» Ткаченко, прибыл в Москву для получения ордена.
— Заместитель редактора, — поправил Беркутов.
— Вы не в курсе дела. Решение бюро обкома партии состоялось несколько месяцев назад.
— Через час жду вас в ЦК. Пропуск будет заказан.
Всю дорогу до ЦК я думал о тоне, каким Беркутов произнес «заместитель редактора». Надо было, очевидно, назваться и. о. редактора. Но почему исполняющий обязанности? Уже первый номер я подписал просто «редактор». Для этого были основания: решение бюро обкома состоялось. Тогда же послали документы в Москву. Претензий ко мне никаких не предъявили.
В кабинете Степан Беркутов был не один. Пожимая мне руку, он кивнул головой в сторону своего собеседника — высокого лысеющего человека с длинной шеей.
— Знакомьтесь, это ваш редактор, товарищ Крутковский Иван Кузьмич.
— Но мне казалось…
— Понимаю, — Беркутов даже соизволил взглянуть на меня сочувственно, — документы из области на вас пришли позже, чем мы дали проект решения о новом редакторе. Секретарь ЦК уже подписал.
— Тогда, быть может, вы меня освободите.
— Об этом мы подумаем сами. Кстати, вам, наверное, будет интересно узнать, что ваш заместитель Урюпин погиб.
— Как погиб? — вскочил я со стула.
— В пьяном виде попал под трамвай.
— Какой ужас!
— Ужас в другом, товарищ Ткаченко, как могли вы пьяницу и дебошира назначить заместителем редактора?
Сейчас, когда я узнал о трагической смерти Виктора Антоновича, мне не хотелось говорить о нем дурно. Человека уже нет в живых. Осталось только его последнее письмо, как исповедь. И ничего тут изменить нельзя.
Истолковав мое молчание, как смирение, Беркутов продолжал атаку:
— Что это за приказы вы пишете: «Уволить за проявленную трусость».
— Так он же трус.
— Поймите. Такой статьи нет в кодексе законов о труде. У нас на работу принимаются не за геройство… Даже трус имеет право на труд.
— Но не в редакции, — отпарировал я. — Нам трусы не нужны.
— Если в Принеманске избыток кадров, мы можем лишних отозвать. Журналисты всюду нужны.
— Нужны журналисты, а не трусы и шкурники. Рындина уволили правильно. Восстанавливать не собираюсь. А люди редакции нужны, очень нужны опытные, знающие журналисты.
— Здесь товарищи рекомендуют нам в редакцию одного знающего работника, — впервые разжал тонкие губы мой новый начальник, — познакомьтесь с ним. Запишите телефон, договоритесь о встрече. Я этого товарища хорошо знаю.
— Тогда какой смысл мне с ним разговаривать? Вы же редактор?
— Не помешает и ваш разговор, — на меня издалека смотрели глубоко запавшие глаза Крутковского. — Товарищ интересуется, какие условия работы в Принеманске.
— Курорт, Сочи. Тишина, спокойствие. На днях корреспондента нашего ранили. Но он-то как раз поехал вместо струсившего Рындина.
Беркутов поднялся из-за стола, подчеркивая, что встреча закончена: — Партия вам доверяет важный участок. В интересах партии, чтобы вы работали дружно и согласованно, — возле двери он похлопал меня по плечу, с наигранной радостью сказал: — Поздравляю вас с высокой правительственной наградой, — обращаясь к Крутковскому, добавил: — Павла Петровича орденом «Знак Почета» наградили.
В коридоре я спросил у моего нового начальника, когда он думает выехать в Принеманск. Редактор ответил неопределенно. Больше ни он, ни я вопросов не задавали. Шагали молча по длинным ковровым дорожкам, ведущим из коридора в коридор. Вдруг впереди я увидел знакомую фигуру главного редактора «Красного знамени».
— Извините, — торопливо сказал я Ивану Кузьмичу и бросился догонять Сергея Борисовича. Он оглянулся, широко расставил руки:
— Здравствуй, Пашенька, поздравляю с наградой!
— Спасибо. Меня тут Беркутов «поздравил».
— Газету делаете неплохую. Мы каждый номер читаем.
Я с горечью и обидой рассказал Сергею Борисовичу о только что состоявшемся разговоре.
