Когда мы собрались, нас перевели в другую камеру, этажом пониже.
Камера видно долго стояла пустой. Она буквально вся заросла паутиной и грязью. Окна были совершенно черные и не пропускали никакого света Пришлось попросить воды и тряпок и взяться за уборку. Конвоиры добродушно посмеивались: — Так, так, бабоньки, старайтесь!.
Только к вечеру мы отмыли и оттерли стены, пол, и нары. С ссорами и бранью были захвачены «лучшие места»… И, когда все, наконец, разместились, снова загремел замок:
— А ну, собраться с вещами!..
— Как с вещами?!
— Так, с вещами! А ну, поживей! — торопили охранники. — Пошевеливайся!
Так вот оно что!.. Нас вернули в нашу прежнюю камеру. Выводили только для того, чтобы заделать дыру под нарами, проделанную с таким усердием, с такими стараниями! А мы-то, дуры, отскребали и намывали новую камеру!
Впрочем, всякая работа расценивалась тут как вознаграждение, как радость. Когда утром открывалась дверь и конвоир спрашивал: — А ну, кто полы мыть? — половина камеры, все, кроме больных и старых, бросалась к дверям, поднимался невообразимый гвалт, все кричали и доказывали что «очередь» именно его! А ведь нужно было всего человек 10–12.
Но и это казалось счастьем, — попасть в это число! Провести время до обеда, по крайней мере, вне камеры, бегать с ведрами за водой в баню, мыть полы в бесконечных коридорах, а иногда и на «вокзале» — огромном помещении, откуда уходили этапы.
…Тут, в пересыльной тюрьме, уже не было такой строгой изоляции, — можно было повстречать мужчин, идущих на кухню за завтраком или обедом. Мужчин тоже брали из камер на разные работы. Можно было встретить даже знакомых; я, например, могла случайно встретиться с Юркой, хотя не встретилась ни разу!
После окончания уборки водили в баню — можно было лишний раз помыться, да еще как! — Не в тесноте, когда приходилось зорко стеречь свою шайку, чтобы ее не увели у тебя из под носа, а на свободе — вылить на себя хоть десять шаек тёплой воды!
…А главное — время, которое в камере тащилось едва-едва, — вдруг стремительно пролетало и не успеешь оглянуться — уже и обед!
…К сожалению, попасть на работу было очень трудно — всегда находились более настырные и бойкие, настоящие трудовые женщины, которые оттирали нас — «интеллигенцию», награждая образными и красочными эпитетами, и пролезали безо всякой очереди. Надо отдать справедливость — и с работай они конечно управлялись гораздо лучше нас.
Но раза два-три и мне всё же «удалось» помыть полы в Бутырской тюрьме.
…Несмотря на то, что в камере постоянно устраивали обыски — «шмоны», как их называли на жаргоне просочившимся в тюремный быт из лагерей, все равно каким-то чудом бытовали у нас в камере занесённые кем-нибудь в подкладках пальто, или в волосах, или еще где-нибудь, огрызки карандашей, иголки, и даже осколочки зеркала. При очередном «шмоне» их отбирали, но потом они заводились снова. То же было и у мужчин.
Уборная была почтовым отделением. Ежедневно все стены ее покрывались надписями, — карандашными или нацарапанными на штукатурке: здесь ли тот-то и тот-то?.. Передайте тому-то, что такой-то здесь… Приветы, прощания, даже стихи! — все принимали каменные сии скрижали.
Время от времени тюремная обслуга их отскабливала и замазывала, но надписи появлялись снова. За трубу, под унитаз засовывались крохотные записочки — бумага ведь тоже была дефицитна! И они всегда находили своих адресатов.
Впрочем, письмо можно было еще получить во время обеда — в каше. Ведь мужчин брали из камер, чтобы разносить пищу, и они вносили в камеру огромные баки с супом и кашей. Дежурные разливали их по мискам и частенько вместе с кашей в миски попадали аккуратно свернутые записочки.
— Сидорова, Верка! Опять тебе «твой» пишет! Держи!
Хотя и отправители и адресаты были «политическими», все эти записочки и сношения были настолько далеки от какой бы то ни было политики, что охранники смотрели на них сквозь пальцы, ничуть не беспокоясь…
И во всех пересылках, где бы не довелось мне побывать потом, а в скольких — и не перечесть, везде на стенах в камерах, и, главным образом, в уборных, красовались надписи, которые не успевала соскабливать тюремная обслуга.