Но что сделали местные «деятели» своей нераспорядительностью?
Много продовольствия (скота, картофеля, хлеба, фуража) пропало из-за халатности и бесхозяйственности. Продорганы зачастую неправильно собирали разверстку. Разделения на середняков и бедняков не было. Со всех брали огулом. С заявлениями в исполком обращались не только крестьяне, но и целые коммунистические ячейки, но без всякого результата.
Крестьяне после этого стали более недоверчиво относиться к представителям Советской власти.
Вот результат скверной, неумелой, а может быть, обдуманно преступной работы».
Статья заканчивалась заверением, что «все насильники» будут караться Советской властью «жестоко и беспощадно»...
В селах и деревнях Ишимского, Ялуторовского и других уездов о близящемся восстания говорили не только богатеи- мужики на тайных сходках. Об этом заявляли открыто и громко на крестьянских собраниях и съездах. Так что для партийных и советских руководителей губернии и уездов восстание не стало неожиданностью. Его ждали.
Еще 14 сентября 1920 года Тюменский горуком в специальном циркулярном письме предписывал всем коммунистам пройти военную подготовку «и быть начеку, готовыми к появлению контрреволюционных волнений, вызванных разверсткой и спровоцированных колчаковцами».
Из многочисленных жалоб крестьян, решений комячеек, докладных губчека, чекистов Кокарева и Кошкина, военкома Щепетова и других ответственных работников губкому и губисполкому было известно как об ошибках, злоупотреблениях и преступлениях профработников, так и о реакции на это крестьян.
Вот строки из политдонесения Караульноярского волвоенкома Щепетова: «...Инструктор продконторы Бобров обходится с населением весьма грубо, без разговоров требует, не считаясь с тем, есть или нет, и хоть душа из тебя вон, а отдай норму, чем значительно подливает масла в огонь. Население смотрит на власть, как на буржуазный гнет и издевательство, отделаться от коего не находит выхода. Идет страшная перебранка между пролинструктором Бобровым и представителем Гублескома. Бобров приказывает обмолачивать хлеб, а второй гонит крестьян на дровяную повинность... А на дворе метель и сильно падает снег...».
Сколько тоски и горечи в этой, ненароком оброненной фразе: «на дворе метель и сильно падает снег...» – куда убежишь?
Кокарев в январе 1921 года писал в губком: «Крестьяне не могут смирится с тем, что будут существовать на 2 фунта хлеба в день, полагающиеся по разверстке. Рассадниками контрреволюции являемся мы сами».
Студитов в начале 1921 года информировал председателя губисполкома Новоселова о бесчинствах уполномоченного губпродкома Обабкова, который «производил над крестьянами издевательства: грабежи, избиение кулаками, нагайками, прикладами ружей без всякого основания. Лично Обабков сам избивал, и в довершение всего пострадавшие крестьяне были арестованы и отправлены в Ишим».
Невтерпеж было крестьянскому сердцу видеть, как отнятый у селян хлеб, скот, продукты питания гибли на складах, в хранилищах, в загонах. Не стану ссылаться на примеры, проводимые в листовках и газете повстанцев «Голос Народной Армии», приведу лишь строки из Донесений ГубЧК:
...В Ялуторовском уезде наблюдается падеж скота, собранного по разверстке.
...В Туринском уезде сгорело 2000 пудов хлеба, падает от недогляду и бескормицы скот.
...В Бердюжье гибнет 22500 пудов хлеба.
...В Петухово «горит» 4000 пудов хлеба. «К хлебу относятся крайне небрежно».
...В Ишимском уезде сгноили мясо, собранное по разверстке.
Еще раз вспомните, что писалось об этом в эсеровских обращениях, листовках, прокламациях, и станет понятна их прилипчивость и популярность.
Завершить разговор о бесчинствах и преступлениях тюменских продработников хотелось бы ссылкой на два документа: «Заключительное постановление следователя реввоентрибунала Сибири Михалаша» и «Рапорт о контрреволюционном восстании в Ишимском уезде» председателя реввоентрибунала Сибири Опарина.
Вот что сказано в заключительном постановлении о «незаконных действиях» осужденных деятелей тюменских продорганов:
1. Лаурис Матвей Андович, 29 лет, член чрезвычайной губернской контрольно-инспекторской тройки. Матюгался. Угрожал. Ставил к стенке. «Где взять хлеб?» – «В реке, на самом дне». Обещанием выпустить из-под ареста заставил сожительствовать с ним двух гражданок (жену почтальона и Слободенникову). Арестовал судью 12 участка за то, что тот доказал присвоение Лаурисом денег. Раздаривал конфискованное имущество. Незаконно арестовывал...
