Моим долгом было ввести тебя в мир взрослых, дорогая Эмма. Привить тебе хорошие манеры, пройти с тобой ступени юности и защищать тебя от пороков этого мира. Я пыталась показать тебе, что значит быть истинной леди, и когда смотрю на тебя теперь, я знаю, что мне это удалось. Я горжусь тобой, моя дорогая. Очень горжусь.
Предсмертное обращение миссис Лидии Уортингтон к ее племяннице, 1888 г.
Эмма подозревала, что теперь тетушка вряд ли стала бы гордиться ею. По пути из «Шоколада» к Литтл-Рассел-стрит ни она, ни Марлоу не проронили ни слова, и Эмма была несказанно рада этому обстоятельству. Чувства ее пребывали в таком смятении, что она все равно не сумела бы поддержать беседу.
Она знала, что хорошо, а что плохо. Все ее воспитание строилось на этом. Позволять мужчине слизывать шоколад со своих пальцев – плохо. Позволять мужчине сидеть на пикнике так близко, что его нога касалась ее ноги, а его рука дотрагивалась до ее бедра, – плохо. Будь тетя Лидия рядом, она не допустила бы подобных вольностей. Если бы простое присутствие тети не помогло, многозначительный кашель или выразительное постукивание зонтиком сыграла б бы свою роль.
Если не брать во внимание Беатрис и ее замечательного всех отношениях мистера Джонса, ради которых Эмма немного поступилась правилами, во всех остальных случаях миссис Бартлби советовала девушкам строго придерживаться границ добропорядочности. Окажись сегодня на месте Эммы миссис Бартлби, она сразу же осадила бы Марлоу и дала бы ему пощечину.
Похоже, ее вымышленная героиня более решительна и принципиальна, чем сама Эмма.
Когда Марлоу ел шоколад с ее руки и облизывал каждый пальчик, Эмма была настолько поглощена новыми ощущениями, что ей и в голову не пришло дать ему пощечину. Прикосновение его губ мгновенно лишило мисс Дав здравомыслия и заставило забыть о непреклонных принципах. Какое унижение – понять, что твои убеждения поверхностны и несерьезны!
Она скосила на него взгляд. Раньше Марлоу никогда не вел себя так. Временами он дразнил ее, это правда, и плел всякую чепуху, но все было иначе. Теперь его шутки стали носить личный, интимный характер и больше походили на флирт. Ни один мужчина никогда не флиртовал с Эммой. Ни один мужчина не обращался к ней с непристойными предложениями, и поведение Марлоу ввергло ее в растерянность. Он мог выбрать себе любую женщину, что, впрочем, и делал много раз. Почему она? Почему сейчас?
«Мне бы очень хотелось поцеловать вас».
В юности Эмма, бывало, думала о мистере Паркере и мечтала о поцелуях. Но она давно похоронила эти мечты, спрятала их поглубже вместе с разбитым сердцем и несбывшимися надеждами. А теперь чувствовала, как эти тайные романтические грезы разгораются вновь – мечты о поцелуях с мужчиной, куда менее приличным и более дерзким, чем мистер Паркер, с мужчиной, который хотел поцеловать ее и не скрывал этого, с мужчиной, который заставлял ее, как в девичестве, думать о том, каковы на вкус его поцелуи.
Эмма снова посмотрела на него и почувствовала приступ головокружительного возбуждения. Она хотела его поцелуев. Плохо, очень плохо и неправильно целоваться с мужчиной, если ты ему не жена, сказала она себе. Или хотя бы не помолвлена с ним, а Марлоу ни за какие коврижки не пойдет под венец. Он порочный, опытный, обожающий интрижки с танцовщицами. Да и в любом случае она не хотела за него замуж.
Они остановились на углу, и, не сводя с Гарри глаз, Эмма поднесла хранящие его поцелуй пальцы к своим губам.
Он повернул голову, посмотрел на нее и улыбнулся. У нее перехватило дыхание, сердце сжалось в груди от невыносимо сладостной боли.
Это было уже слишком. Она отвела взгляд и опустила руку. Она – человек здравомыслящий, напомнила себе Эмма, переходя улицу. Она не поддается соблазнам и не тянется к запретным плодам. И не страдает головокружениями. Она не легкомысленна. Она не распутница.
