Но Моника в это время была далеко от дома. Стоя во дворе уже знакомой нам электростанции, она с нетерпением ждала Франсуа и сердилась, что он так долго не идёт.
– Я же приказывал тебе не приезжать, когда в этом нет необходимости, – начал было Франсуа, но, взглянув на взволнованное лицо Моники, быстро спросил: – Что случилось?
– Случилось невероятное.
– Что же именно? – обеспокоено и нетерпеливо воскликнул Франсуа.
– Полчаса назад прибежала мадам Дюрель и рассказала, что собственными глазами видела, как в горах, рядом с её виноградником, немецкий офицер встретил нашего Жана и Пьера Корвиля…
– Боже мой, Жан и Пьер арестованы! – простонал Франсуа.
– Да погоди же! Совсем нет! Он отпустил их обоих… Да ещё выругал на прощанье за то, что так неосторожны!
– Что-о-о-о? Ты с ума сошла. Или, может быть, рехнулась эта мадам Дюрель?
– Мадам Дюрель в полном рассудке, и она клянётся, что всё было именно так. Она даже узнала немецкого офицера.
– Кто же он?
– Барон Гольдринг! Она видела его в нашем ресторане – мама покупает у неё вино, и она часто у нас бывает.
– Снова Гольдринг!
Задумчиво потирая свой длинный нос, Франсуа присел на скамью. Моника напряжённо следила за выражением его лица, но ничего, кроме растерянности, на нём не увидела.
– Так чем же ты всё это объяснишь? – не выдержала она.
– Пока ничем. Сегодня во что бы то ни стало увижу Жана, расспрошу его, и если это правда, тогда…
– Что тогда?
– Сейчас я ничего не скажу. Я и сам ничего не понимаю… Чтоб фашистский офицер, барон, поймал двух маки́, а потом отпустил… Нет, тут что-то не так. Возможно, он хочет спровоцировать нас, втереться в доверие… Нет, в выводах надо быть очень осторожным… И ты ещё внимательнее должна следить за этим Гольдрингом и быть настороже. Кстати, как у тебя складываются с ним отношения?
– Он просил меня, чтобы я помогла ему изучить язык.
– Ты, конечно, согласилась?
– Должна была согласиться, помня твой суровый приказ.
– И как он себя держит? Удалось тебе что-нибудь узнать?
– Нет. Он очень сдержан, вежлив и не думает ухаживать за мной.
– О чём же вы с ним разговариваете?
Моника передала свой разговор с Генрихом о французском языке и будущем Франции. Франсуа задал девушке ещё несколько вопросов, касающихся Гольдринга, но ответы на них, очевидно, мало что ему объяснили.
– Загадочная личность этот барон, – сказал он поднимаясь. – Во всяком случае, надо предупредить наших, чтобы его случайно не подстрелили. Возможно, он действительно антифашист и хочет нам помочь. Но всё это надо хорошенько проверить. А пока будь осторожна, используй уроки французского языка, чтобы побольше разузнать.
– Понимаю.
– Предупреди мать и мадам Дюрель, чтобы они никому ничего не рассказывали. А себя веди так, словно ты ничего не знаешь.
Франсуа подтолкнул велосипед и шутя добавил:
– И в благодарность за то, что он отпустил твоего брата, смотри не влюбись в этого барончика.
Моника сердито сверкнула глазами и нажала на педали.
Как только закончился обед и все встали из-за стола, Лютц подошёл к Гольдрингу.
– Вам, лейтенант, важное поручение от генерала. Придётся ехать в Лион. Пойдёмте в штаб, и там я вам всё объясню.
По дороге к штабу всегда разговорчивый Лютц молчал. Видя, что он в плохом настроении, не начинал разговор и Генрих.
У себя в кабинете Лютц тоже не сразу заговорил о поручении генерала. И Генриха уже начинало беспокоить это странное поведение адъютанта.
– Так в чём же заключается поручение генерала, герр гауптман? – официальным тоном спросил он.
Лютц взглянул на часы.
– В вашем распоряжении, барон, ещё час и сорок минут. В шестнадцать сорок отходит поезд на Лион, и вы должны отвезти важный пакет в штаб корпуса. Пакет уже готов. Можете его получить немедленно.
Лютц вытащил из сейфа большой конверт с несколькими сургучными печатями и протянул Генриху. Тот внимательно рассмотрел, как запечатан и заклеен конверт, и, решив, что всё в порядке, положил его во внутренний карман мундира.
– Будет сделано, герр гауптман, – беззаботно проговорил Генрих, расписываясь в протянутой Лютцем книге.
Генриху показалось, что адъютант с грустью взглянул на него.
