В течение нескольких секунд искусственный интеллект миллионы или миллиарды раз перетасовал почти каждого, подключенного к системам виртуальной реальности, — так что большинство американцев оказались в последовательностях событий, имевших с этой лишь очень отдаленное сходство. Эффект оказался даже сильнее, ибо раз большинство людей исчезли из данного мира, в нем вряд ли кто-нибудь будет счастлив — мир, который покинули девяносто процентов ваших соседей и друзей, вряд ли кому-то принесет радость — а это значит, что все остальные тоже должны переместиться в иные миры, и те, кто появится на их месте, и те, кто придет занять их места, и так до бесконечности. Искусственный интеллект опустошил миллионы, триллионы миров, ибо каждый перемещался в сторону большего счастья, и по-видимому, все они заполнили миллионы и триллионы миров, которые очень далеко отсюда. Каждый попал в свой собственный рай. А поскольку алгоритм счастья держался американцами в секрете, то все вышесказанное касалось только американской части сети…
— И пропала только Америка, — закончил я.
Я налил всем кофе и продолжил:
— Что ж, Ифвин, ваша таинственная история раскрыта. Думаю, теперь мы все можем отправиться на поиски американцев. Или вы можете взять из этого документа алгоритм счастья и послать всех в рай. Или можете быть хорошим мальчиком и помочь нам убежать от Биард и ее людей, а потом просто отпустить нас.
— А рай далеко? — спросила Паула. Выражение ее лица меня испугало.
— Что? — переспросил Иисус. — Почему ты…
Паула поставила свой кофе, подошла к окну и пристально посмотрела наружу.
— Ифвин, что бы ты с нами ни сделал, когда все закончится, пожалуйста, позаботься о том, чтобы я могла бывать здесь. Тут душа отдыхает. — Она долго смотрела в окно, а потом сказала:
— Знаешь, я не могу придумать ни одной причины, почему бы не воспользоваться случаем, и очень надеюсь, один из вас задумается об этом.
— Кто-нибудь изучал экономику, ну, ту тему, которая касается транзитивности? Например, если вы любите яблоки больше, чем бананы, а бананы больше, чем апельсины, то выходит, что вы любите яблоки больше, чем апельсины? И вы знаете, что получается полная неразбериха, если люди все равно любят апельсины больше яблок, потому что когда-нибудь вам может попасться человек, который никогда не пробовал фруктов, но все продает их, и продает, продает…
— О боже, — пробормотал Ифвин. — Ты прав.
Мы с Терри посмотрели друг на друга, потом на Иисуса, и, наконец, от имени всех нас выступила Терри:
— Почему это непонятно?
— Ну, вот тебе что больше нравится: яблоки, бананы или апельсины? — спросил меня Ифвин.
— Яблоки, наверное, — подумав, ответил я, — потом.., бананы, ну да, что-то вроде того.
— Теперь ты можешь выбрать, выбираешь яблоко и съедаешь его. Я вновь и вновь позволяю тебе выбирать, и ты все ешь и ешь яблоки. Так что ты отныне будешь постоянно есть яблоки.
— Ну конечно же, нет, — удивился я. — Ифвин, ты опять рассуждаешь, как машина. Очень скоро я перестану любить яблоки и захочу чего-нибудь другого. И тогда… боже мой, теперь я понимаю. Слышала когда-нибудь такую поговорку: там хорошо, где нас нет? — спросил я Терри.
— Ага.
— Представь, что ты овца, а весь мир состоит из изгородей и пастбищ, и ты всегда пытаешься найти пастбище, на котором трава зеленее, — так ты никогда не поешь травы. Ты будешь все время прыгать через изгороди, потому что, перепрыгнув через одну, ты увидишь другое пастбище, позеленее, прямо за следующим забором. Возможно, ты очень далеко ускачешь, но ты будешь прыгать и прыгать в поисках лучшего и никогда не найдешь пастбище, на котором захочешь остановиться. Даже если ты в конце концов прискачешь обратно к дому, потому что, может быть, желание прыгать — просто желание очередной перемены. Так вот, человек не станет передумывать и перемещаться в другой мир миллионы раз в секунду, минуту за минутой, день за днем, десятилетие за десятилетием.
— Зато машина именно так и поступит. Что и сделал искусственный разум, — закончил Ифвин. — Американцы не в раю, насколько я понимаю. Паула права. Американцы до сих пор там, далеко-далеко, так далеко, насколько можно забраться в пяти измерениях вероятности, разрываются между ужасным количеством последовательностей событий — и всегда совершают очередной прыжок. Бесконечная погоня сквозь время. Пространство, время и вероятность достаточно велики, так что они никогда не вернутся назад, но и эти измерения конечны — и людям придется метаться по кругу, никогда не возвращаясь назад, но и не продвигаясь вперед. Единственные американцы, которым удалось избежать такой судьбы…
