Они возвращались с охоты без единого трофея, но это ничуть их не огорчало. Их лошади шли рядом, отдыхая после бешеной скачки.
— А вы прекрасный наездник, граф, — сдувая со щеки прядь волос, сказала Мария Кончита. — До сих пор меня мог догнать лишь дон де ла Гарра.
— Я ведь был кавалеристом, — рассеянно ответил Николай Петрович. — А кто этот де ла Гарра?
— Комендант Монтерея и мой главный поклонник. Он очень красив и столь же глуп.
— Рекомендация очень короткая и столь же убийственная, — в тон девушке заметил Резанов.
В последнее время они часто и подолгу разговаривали друг с другом. Правда, им почти никогда не удавалось остаться наедине. Это объяснялось тем, что все десять братьев Кончиты были влюблены в conde Resanov и ходили за ним по пятам, требуя все новых и новых историй. Поэтому французский язык стал для Николая Петровича и Марии своего рода шифром, и одна-единственная фраза придавала сказанному совсем особый смысл, понятный только им двоим.
С каждым днем Николай Петрович все больше привязывался к девушке. У нее была совершенно ненаигранная манера держаться — черта, свойственная людям умным и знающим себе цену. Поступки Марии отличались решительностью, но в них не было сумасбродства и своенравия юности: скорее они говорили о сильной воле. Ее суждения об окружающих могли бы иногда показаться чересчур резкими, если бы не сопровождались мягкой и даже виноватой улыбкой. (Чуть позже Николай Петрович понял, откуда у Марии эта прямота характера).
Они уже подъехали к крепости, когда услышали пушечную пальбу.
— Приехали губернатор и отец, — изменившись в лице, быстро сказала девушка.
— Вы боитесь, что нас увидят вдвоем? — спросил Николай Петрович.
Мария посмотрела на него непонимающим взглядом:
— Почему я должна этого бояться?
— Но вы так побледнели.
— Если я и боюсь, то лишь за вас, за успех вашего дела, — она помолчала и тихо добавила: — Я сделаю все, чтобы помочь вам.
Николай Петрович наклонился в седле, взял ее руку и прижал к губам.
Перед самыми воротами в крепость их догнал дон Луис, скакавший во весь опор.
— Где же ваша добыча? — осаживая лошадь, спросил он. — Конча, я тебя не узнаю. Ты, верно, до того заговорила сеньора Резанова, что ему некогда было поднять ружье. А я свалил оленя. Потом услыхал выстрел и помчался сюда. Сеньор Резанов, я должен немедленно познакомить вас с моим отцом! И даю голову на отсечение, вы понравитесь друг другу.
— Не рискуйте головой, Луис, она у вас одна, — смеясь, сказал Николай Петрович. — И потом мне не мешало бы сперва переодеться.
Он посмотрел на свой синий редингот[83] и запыленные сапоги.
Юноша покраснел:
— Да-да, разумеется, я об этом не подумал.
Попрощавшись с донной Марией, Николай Петрович отправился на «Юнону» Он еще не успел надеть мундира, как приехал падре Уриа. Его лицо было озабоченным.
— Сеньор губернатор просит вас оказать ему честь пожаловать к нему на обед, — сказал монах. — Он приносит извинения вашему превосходительству, что не может приехать к вам, так как очень утомлен долгой дорогой. Кроме того, у него разболелась нога. Подагра[84].
— Но почему он прислал вас, а не офицера?
— Я напросился сам, чтобы поговорить с вами и кое о чем предупредить.
Николай Петрович насторожился.
— Губернатор уже знает о ваших нуждах, — продолжал падре Уриа, — и он решительно запретил нам вступать в какие бы то ни было торговые дела с русскими. Вы должны убедить его, что Испании нечего бояться России и что опасность подстерегает наши колонии совсем с другой стороны. Надеюсь, вы поняли меня?
— Благодарю за совет.
— Да поможет вам святая мадонна!
Для встречи Резанова во дворе крепости был выстроен почетный караул. Губернатор ждал Николая Петровича в той же комнате, где он был принят впервые семьей коменданта. Сейчас дон Хозе Аргуэлло стоял рядом с креслом губернатора и испытующе смотрел на Резанова. У отца Марии было худое аскетическое лицо с умными и ясными глазами. Седые усы, подстриженные по-солдатски, придавали ему несколько суровый вид.
