МАША. Я не сомневалась, ты будешь рад.
ГЛЕБ. Я не только не рад, но категорически против!
МАША. Жаль. Ну, извини, я не знала.
ГЛЕБ. Что за черт!
ГЛЕБ выходит
АЛЛА. Ты позвала своего начальника? Зачем?
МАША. Так надо.
Входит ГЛЕБ. У него в руках женская сумка.
ГЛЕБ. На! (Дает сумку Маше.) Бери телефон, говори Феликсу, что визит отменяется.
МАША. Не буду! Как я могу? Сам звони, если хочешь, он же твой приятель!
ГЛЕБ. Я с ним завтра увижусь.
МАША. А сегодня ты занят? Ты уходишь?
ГЛЕБ. Маша, что мы обсуждаем!
МАША. Вижу теперь, как ты относишься к дружбе! Лицемер!
ГЛЕБ. Прекрати паясничать!… Если он тебе на работе не надоел, зови его к себе. А в этом доме хозяин я!
МАША. Маму ты за человека не держишь!
АЛЛА. Глеб, но она уже позвала.
ГЛЕБ. У меня футбол!
МАША. Важный принципиальный матч, который пропустить невозможно. Аргентина – Ямайка!
ГЛЕБ. Идиотизм! Сумасшедший дом!
АЛЛА, ГЛЕБ
ГЛЕБ. Как тебе это нравится! Накупить китайской снеди и пригласить Феликса!
АЛЛА. Честно говоря, я не понимаю, чего это ты так разошелся. Мы как раз хотели с ним поговорить, узнать что и как.
ГЛЕБ. Зачем она его позвала?
АЛЛА. Ну, спроси. Что тут странного? Он никогда у нас не был, Маша в курсе, что вы знакомы много лет. Почему ты ищешь в этом какой-то подвох?
ГЛЕБ. Потому что о гостях можно сказать заранее, а не устраивать визиты исподтишка.
АЛЛА. Что он такое, что ты не хочешь его принимать?
ГЛЕБ. Алла, ну, я тебя умоляю, скользкий вертлявый интриган. В прошлом историк-китаист. Что ни слово, то думай, что бы это могло значить. С ним общаться, как по Гоголю – надо сперва гороха наесться… Холостяк!
АЛЛА. Сколько ему лет?
ГЛЕБ. Нашего возраста, сорок плюс-минус что-нибудь.
АЛЛА, МАША, ГЛЕБ
МАША. Сегодня, мама, у меня на работе был чудесный день… Да, видела твоего приятеля, тебе привет.
АЛЛА. Кого?
МАША. Забыла фамилию. Помнишь, который на один спектакль написал две разные рецензии – хвалебную и разгромную, а когда его поймали, отбивался, мол, что ему твердить одно и то же, он не попугай!
АЛЛА. Надо же! Он был у вас в агентстве?
МАША. Ага, по делам. Только в этот раз они с Феликсом не сошлись.
АЛЛА. Удивительно! Такой прекрасный специалист…
МАША. Обнаглел окончательно, дорого берет. Феликс бедный уже просто измучился… Ты только не удивляйся, мама – я порекомендовала ему тебя.
АЛЛА. Что?… Прости, куда?
МАША. На дело.
ГЛЕБ. «Раз пошли на дело я и Рабинович…»
МАША. А тебе чего, трудно?
АЛЛА. Да о чем речь?
МАША. Я не знаю.
ГЛЕБ. «Рабинович выпить захотел…» (Смеется.)
Небольшая пауза
АЛЛА. Маша, ей-Богу, от тебя с ума сойдешь!
ГЛЕБ. Вероятно, Феликс и Маша полагают, что ты и твой коллега, который не попугай – два сапога пара.
АЛЛА. Дождешься, сейчас кину чем-нибудь!
ГЛЕБ. Извини, наврал: они убеждены, что среди вас… все не пернатые! (Громко смеется.)
МАША. У тебя когда футбол?
ГЛЕБ. Скоро.
МАША. Марадона играет?
ГЛЕБ. Люблю! (Глеб пытается поцеловать Машу в затылок, но та уворачивается.)
МАША. Понимаешь, мама, так получилось. Вышел грустный Феликс, слово за слово, и тут я подумала о тебе. Почему нет? Нашла твою последнюю рецензию, показала, ему понравилось.
ГЛЕБ. Что ты там написала?
АЛЛА. Ничего особенного – хороший спектакль, интересная история.
МАША. Феликс видел, говорит – бред сивой кобылы.
АЛЛА. Как?
ГЛЕБ. Ничего не понимаю, что же понравилось?
МАША. То и понравилось, что спектакль, вроде, дрянь, а почитаешь – приятно.
АЛЛА. Он что для тебя, истина в последней инстанции?
МАША. Нет. Но у нас еще один парень видел. А Феликс…
АЛЛА. Это уже невыносимо – Феликс, Феликс, Феликс! Феликс то, и Феликс это! А ты не допускаешь, что могут быть разные мнения, разные взгляды?
МАША. На дрянь?
АЛЛА. Я смотрю, твой Феликс разбирается абсолютно во всем! И тебя тому же учит!
МАША. Мама, ты не волнуйся!…
АЛЛА. Маша, давай я тебе объясню раз и навсегда!… Обругать спектакль, назвать дрянью – это дело простое, нехитрое, много ума не надо. Я сама этим часто грешила в молодости. После института я распределилась в журнал и по долгу службы читала и рецензировала пьесы. Ох, авторам от меня доставалось! «Это говно, и это тоже говно, и вообще вы ничего, кроме говна, писать не умеете!…» Но так же нельзя, верно? Люди о чем-то думают, пишут, стараются… Постепенно я стала даже в неудачных пьесах искать что-то хорошее, за что человека можно похвалить. И вот однажды, помню, меня вызвал мой начальник и говорит: «Ну, Аллочка, наконец-то, вы взрослеете, научились разбираться в оттенках говна!»
