Побуждаемая жадностью муха-Хира легко попала в нее. Она решила, что Дебендро простил ее и, может, даже любит. Хира была умна, но в этот момент рассудок явно изменил ей. Очевидно, на нее подействовала та самая сила, которая, по мнению древних поэтов, воскрешает мертвых.
Наконец Дебендро замолчал, взял танпуру и, вдохновившись изрядно выпитым вином, запел. Его чудесный голос переливался, как волны. Он очаровал Хиру, и она вся превратилась в слух. Сердце ее растаяло от любви, и Дебендро стал для нее самым красивым, сильным, самым достойным любви; слезы умиления покатились по ее щекам...
Дебендро отложил танпуру и краем одежды вытер ей глаза. Хира задрожала. Выпитое вино подбодрило Дебендро, и он заговорил весело и непринужденно, с такой нежностью и многозначительностью, что неискушенная, неопытная Хира увидела перед собой распахнутые ворота рая; но если бы она была благоразумна и холодна, то поняла бы, что эти ворота ведут в ад.
Затем Дебендро заговорил о любви. Сам он никогда не испытывал этого чувства, зато знал великие творения древних поэтов, что делало его необыкновенно красноречивым. Слушая из уст Дебендро неизъяснимо прекрасную чувственную песнь, Хира воображала его божеством и трепетала от любви. А Дебендро, словно первая весенняя пчелка, тонко звенел над ее головой, и она мягко и нежно вторила его восторженному пению. Потом Дебендро попросил ее спеть. Опьяненная вином и страстью, Хира запела. Ее большие, красивые глаза блестели, лицо светилось. Взволнованный голос, казалось, дрожал и рвался ввысь. Это была песнь о любви, полная мольбы и благодарности.
И тогда в той грешной юдоли две беспутные души, предавшись греховной страсти, обещали друг другу вечную любовь.
Хира умела владеть своими чувствами, но инстинкт обманул ее, и она, как глупая мошка, кинулась в огонь. Зная непостоянство Дебендро, ей следовало бы найти в себе силы и устоять, но этого не случилось. Страсть победила, Хира сдалась. А Дебендро клялся ей в любви, но тут же забывал свои клятвы... И только в хлопотах по хозяйству в чужом доме лишь на время утихала щемящая, сосущая, как червь, тоска Хиры.
Щедрая порция плодов ядовитого дерева выпала на долю Хиры благодаря необузданности страстей.
Говорят, что грех не наказуется на этом свете. Правда ли это, не знаю, но вы увидите, что и на этом свете страдает тот, кто не умеет смирять свои желания.
Пролились дожди. Пришла и ушла осень. Высохла земля. Созрел рис. На прудах снова расцвели лотосы. По утрам на листве дрожали капли росы. Вечерами над землей плыл дымок.
Ранним утром в один из дней месяца картик[43] по дороге в Модхупур несли паланкин. Деревенские мальчишки, завидев столь редкое зрелище, побросали свои игры и столпились у обочины; женщины, шедшие по воду, остановились в некотором отдалении, не опуская кувшины с бедер, и с удивлением наблюдали необыкновенную картину; те, что помоложе, глядели украдкой, чуть отодвинув с лица край сари, другие, не стесняясь, таращили глаза. Мужчины, убиравшие в поле рис, с серпами в руках и с тюрбанами на голове, раскрыв от изумления рты, следили за чудом: из паланкина выглядывала нога, обутая в башмак.
По общему мнению, в паланкине несли англичанина. А всеведущие мальчишки утверждали, что это женщина.
Как только паланкин опустили на землю и оттуда появился Ногендро, многие поклонились ему — ведь на нем были брюки и шляпа! Вдруг это полицейский или какой-нибудь важный чиновник?..
Ногендро ответил на приветствие и, обратившись к одному из старейших «зрителей», спросил, не знает ли он, где находится обитель Шибы Прошада. Старик, конечно, знал, но, решив, что точный ответ повлечет за собой расследование какого-нибудь убийства, ответил:
— Откуда мне знать, господин, я стар и глуп...
Ногендро понял, что здесь ему не добиться толку, если он не найдет какого-нибудь мало-мальски культурного человека, и направился к дому доктора Рама Кришны Рая.
Узрев в госте интеллигентного человека, Рам Кришна вежливо предложил ему сесть. Ногендро осведомился об отшельнике.
— Саньяси-учителя сейчас здесь нет, — ответил хозяин.
