Еще на улице Рене заметил, что над дверью нет вывески. Странно, в этом районе жили ремесленники, и на каждом доме красовалась табличка, сообщающая о занятии владельца. «Кто же эта старуха?» – с удивлением подумал он.
Сразу за дверью оказалась комната, длинная и узкая. Здесь царил полумрак, тусклый осенний свет с трудом проникал сквозь маленькие бежевые стеклышки, вставленные в оконную раму.
– Посидите здесь, юные господа, а я сейчас каштаны принесу.
Друзья удивленно оглядывались. Посередине комнаты стоял огромный дубовый стол, заваленный всякой всячиной. Чего тут только не было – связанные в веники пучки сушеных трав, конические свечи на деревянных подставках, зерна, бобы и отруби в плошках. Вдоль стен на полках и в маленьких шкафчиках стояли чаши и склянки, наполненные разноцветными жидкостями, жиром, смолой, солью, и что самое удивительное – там же лежали два толстых фолианта. Книги были редкостью, и друзья изумленно переглянулись – неужели старушка умеет читать?
Рене вдруг стало неуютно, его словно кольнуло какое-то недоброе предчувствие.
– Она ведьма, – прошептал он.
Открылась дверь в глубине комнаты, появилась старушка с железным противнем в руках. На нем дымились жареные каштаны, распространяя по комнате резкий сладковатый запах.
– Вот и угощенье, юные господа, – пропела старушка. – Как вас зовут, дорогие мои?
– Филипп де Леруа, мадам.
– Рене Легран.
– Вот и хорошо, вот и замечательно. А я Мари Дюшон.
Женщина достала с полки две пустые плошки и, освободив часть стола, поставила их перед мальчишками. Насыпав каждому каштаны длинной деревянной ложкой, она села напротив них.
– Кушайте, кушайте, милые господа. Ах, какие же вы красивые и молодые!
Рене дал волю своему любопытству. С набитым ртом он спросил:
– Госпожа Дюшон, а что это у вас за травы и зерна? Зачем они вам?
– Ах, это… Я знахарка, милые мои, врачую людей.
Она помолчала и осторожно добавила:
– И еще немного ведунья. Хотите, погадаю вам?
Друзья испуганно переглянулись. Они твердо знали, что колдунов и ведьм жгут по воскресным дням на Гревской площади.
– Пожалуй, не надо, – промямлил Филипп.
– Да мы уж никому не скажем, не бойтесь. Я просто одним глазком посмотрю и расскажу, что вас ждет.
«Интересно, женюсь ли я на Женевьеве?» – подумал Рене. Он уже не мог противиться искушению.
– Давай ты первый, – толкнул он друга локтем.
Филиппу тоже очень хотелось узнать будущее. Станет ли он рыцарем? Будет ли служить королю?
– Хорошо, – кивнул он. – Что надо делать?
– А ничего. Есть у вас носовые платочки? Но предупреждаю, они пострадают.
Друзья рассмеялись. Ну и пусть, платка на такое интересное дело не жалко. Филипп достал из-за пояса батистовый треугольник и протянул женщине.
Мадам Дюшон зажгла свечи, одну поставила перед собой и осторожно поднесла платок Филиппа к огню. Ткань задымилась. Старушка посыпала платок каким-то белым порошком, пламя затрещало.
– Вас ждет предательство, молодой человек, – произнесла она и придвинула платок к огню. Батист загорелся. – И любовь, до-олгая, одна на всю жизнь. Поначалу она доставит вам много страданий, но потом принесет счастье.
Филипп покраснел, сладко и тревожно ему было слышать эти слова.
– Теперь вы, юный господин, – женщина повернулась к Рене. Тот протянул ей прямоугольный полотняный платок.
И снова мадам Дюшон поднесла его к горящей свечке. Пламя задрожало и сделалось красным, но ткань осталась невредимой. Старушка нахмурилась и насыпала на платок немного порошка, но ничего не произошло, красное пламя по-прежнему дергалось в разные стороны. Женщина вскочила, схватила с полки пузырек с черной жидкостью, капнула на платок и снова поднесла его к огню. Посыпались искры. Ее глаза испуганно расширились, она схватила руку Рене и, что-то бормоча, принялась пристально разглядывать его ладонь. Лицо ее делалось все более тревожным. Рене с недоумением следил за ее действиями.
Наконец она подняла полные ужаса глаза и прошептала:
– Демон! Бессмертный черный демон! Господи, помоги нам!
Рене захлопал глазами и попытался улыбнуться:
– Что вы… о чем вы?
Старуха вскочила и пронзительно закричала:
