Косые лучи полуденного солнца падали на стену. Мать принесла Элиа супа. Он неловко, почему-то левой рукой, держал деревянную ложку и без особой охоты вылавливал из бульона овощи. Лин, сидевшая на своей кровати за очередным платьем для куклы, невежливо фыркала каждый раз, когда Элиа с кислым видом глотал суп.
– Элиа, не кривляйся,- сказала мама, – Доедай скорее, и я принесу тебе чай.
– А с чем чай?- спросил Элиа, оживляясь. Хоть бы с пирогами. Пироги он любил безмерно.
– С вареньем,- отрезала мать. Но смягчилась,- Может, выделю пирожок с капустой, но вообще, они на ужин.
– Я тоже хочу пирожок,- заныла Лин,- Почему Элиа есть, а мне нет?
– Потому что он болеет,- невозмутимо сказала мама, забирая пустую тарелку, и ушла на кухню.
– Потому что он болеет,- передразнила Лин. Элиа показал ей гримасу. Тогда Лин закинула в него подушкой, но не попала. Элиа, в свою очередь, уже прицелился в сестренку, но ему помешал стук в окно. Через стекло высвечивалась лукавая физиономия Рина. Он кивнул головой: мол, выходи; но Элиа только развел руками. Рин пожал плечами и вошел в дом сам. Слышно было как он здоровается, задает какие-то вопросы, идет к комнате своей обычной танцующей походкой.
– Привет,- сказал он громко. Заметил летающие по воздуху перья и ухмыльнулся, – Все живы?
Элиа убрал белое перышко, севшее ему на нос, пожал плечами:
– Пока – да. Но это ненадолго, – свирепо предупредил он сестру.
– Ой боюсь,- сказала Лин,- Та-а-ак страшно…
– Я тебя предупредил… – начал Элиа. Лин убежала на кухню. Оттуда донеслась жалоба:
– Мам, а Элиа дерется!
Но мама на подначку не пошла. Не прошло и недели как сын спас детей на реке, совершил смелый поступок, а теперь пусть чудит себе на здоровье.
Рин уселся на кровать рядом с Элиа. Послушал, улыбнувшись, как ябедничает Лин, спросил:
– Ну, как дела, Аника-воин?
– Жить буду. Тебе от моей мамы не сильно попало?
– Тоже переживу. Ты же не виноват, что в бреду все рассказал. И как только тебя угораздило…
– Сам не знаю,- Элиа пожал плечами. Причина странной болезни так и осталась ненайденной. Мама полагала, что у него поднялся жар от перенапряжения, а отец, если что и подозревал, то держал свои размышления при себе. Для самого Элиа это тоже осталось загадкой. Он вообще помнил события того дня как-то расплывчато. Он пытался вспомнить как смог сходу запрыгнуть на высоченного Дона, а потом еще и удержаться на нем без седла и сбруи, и слезть, не сломав себе шею, но в памяти осталось лишь ощущение полета, необыкновенной легкости, и свист ветра в ушах,- А знаешь почему родители всегда запрещали и мне, и близнецам подходить к лошадям?
– Не знаю,- честно признался Рин,- и почему?
Элиа мгновенно представил себе вчерашний разговор с родителями, когда те наконец рассказали ему об этом. И снова, как и вчера, принялся мысленно возражать им.
– У меня был старший брат…- сказал он негромко,- Он умер еще до моего рождения. Упал с лошади.
– А-аа,- протянул Рин,- Понятно.
– Мама сказала, что я очень похож на него внешне. И еще, его звали Элиа, как и меня. Он здорово обращался с лошадьми, мог поладить с любым конем. Никто не ожидал, что все так случится. А потом родился я, и меня назвали в его честь.
– Ну и что тебе не нравится? – спросил Рин, больше наблюдавший за лицом Элиа, чем следивший за его рассказом. Карие глаза Элиа стали какими-то непривычно злыми. У Элиа была бесившая всех привычка все делать наперекор, но сейчас она была не при чем. Злился он по другой, более важной причине.
– Мне не нравится?- переспросил Элиа,- Мне не просто не нравится… Я даже как и сказать-то не знаю! Они меня воспринимают как его, понимаешь. Я для них лишь его тень. А я – тоже человек! У меня свои привычки, увлечения, свой характер, наконец. Но меня нет.
– Не говори так,- сказал Рин,- Ты есть! Есть чокнутый сумасбродный парень – мой друг. Ты сумасшедший отчаянный идиот, но ты есть. И кому какая разница, на кого ты похож, и чье имя ты носишь. Мне все равно. Нику и Дэни, по-моему, тоже. А с Лин вы будете ссориться, даже если ее назвать принцессой Элман, а тебя Таниэлем Храбрым.
Элиа рассмеялся:
