В конце января Владислав потихоньку, хромая, выбрался на базу, а потом вышел на зимник, где в балке-переходнушке его уже ожидал Лёха Туканов. Дягилев похвастался удачным сезоном, а затем ни к селу ни к городу заявил, что в начале промысла сломал ногу. Лёха поглядел внимательно на самого Дягилева, на его узел с пушниной, затем снова на Дягилева – и поднял его на смех. Не помогло ничего – даже прощупывание дягилевской голени, на которой продолжала «читаться» костная мозоль. Туканов брызгал слюной, доказывая, что ни один охотник не сможет выполнить плана, если посреди сезона сломает ногу и будет лелеять её в избушке.
Обозлённый Дягилев предложил поспорить на ящик водки и по приезде в посёлок добровольно пошёл на обследование.
Когда результаты рентгена были обнародованы, все вышедшие из тайги промышленники неделю пили за здоровье и изворотливость своего коллеги.
История восьмая. Остаться без снаряжения
Полевой сезон 1978 года подходил к концу. Владимир Угарцев, техник объединённого геологического отряда, сплавлялся на надувной резиновой лодке ЛЭ-ЗМ по реке Чапальваам, впадающей в Северный Ледовитый океан.
В принципе, одиночные экспедиции к тому времени уже лет двадцать как были под запретом, однако в случае с Угарцевым сыграли роль несколько обстоятельств. Во-первых, начальником объединённого отряда был назначен Семён Тимофеевич Костиков – человек, не имеющий опыта полевых работ в условиях Крайнего Севера: основные его экспедиции проходили на юге Западной Сибири, где один-два специалиста выполняли указанный объём работ на лошадях и автомашинах. Во-вторых, тот же Костиков не имел опыта работы с большим коллективом геологов и по старинке пытался охватить как можно большие территории, считая, что их обследование приведёт если не к значительным геологическим открытиям, то хотя бы к премиальным. Ну и в-последних, для обследования была определена слишком большая территория, и охватить её можно было только коллективом одиночек.
Как бы то ни было, Володя Угарцев стоял лагерем в верховьях Чапальваама, имея в качестве снаряжения вот эту самую резиновую лодку с поднятыми кормой и носом – так называемую «пирогу», двухместную палатку «Утро», спальный мешок, набитый верблюжьей шерстью, и два вьючных ящика: один – заполненный разной полевой разностью, необходимой для жизнеобеспечения, а другой – геологическими образцами и описаниями обнажений Чапальваамской свиты.
Тут надо добавить, что себе и своим кадрам район работ Костиков определил не просто огромный – колоссальный. И для того чтобы его охватить, каждый из членов отряда был вынужден мудрить изо всех сил. В частности, делать многодневные маршруты широчайшего охвата.
Доставшиеся Угарцеву предгорья хребта Чаанай представляли собой невысокие каменистые увалы с плоскими мокрыми, усыпанными мириадами кочек предгорьями.
Предгорья эти переходили в низкую заозёренную плоскую тундру, а тундра та так же незаметно переходила в Северный Ледовитый океан. По предгорьям, словно причудливо брошенный аркан оленевода, разлеглась река Чапальваам. Именно – не текла, не струилась, не змеилась – а разлеглась. Ибо на десять километров изгибов русла приходилось полтора-два километра движения по прямой вниз по течению реки.
Этим самым Чапальваам в наибольшей степени отвечал задачам старшего геолога Костикова, ибо своими меандрами оплетал процентов шестьдесят территории, отведённой на обследование Володе Угарцеву. При некоторой фантазии можно было бы даже решить, что именно Костиков придумал Чапальваам и расположил его петли в наиболее удобном для маршрутов положении.
Но вся эта геологическая лирика касалась только среднего и нижнего течения Чапальваама.
А в своих верховьях это была умеренно быстрая прозрачная речка, бегущая среди морен по галечному серому ложу в окружении меховой поросли невысокого тундрового кустарника.
Вот на границе увалов и тундры и стоял лагерь молодого специалиста Угарцева двадцати трёх лет от роду, в прошлом году получившего распределение на Чукотку.
И лагерь этот, вопреки всем канонам полевой жизни, стоял на высоком пойменном берегу всего в полутора метрах над уровнем Чапальваама. Потому что только высокая, нависающая над палаткой и привязанной к палатке лодкой террасочка хоть как-то закрывала убогое геологическое становище от пронзительного ветра, безостановочно облизывающего предгорья хребта Чаанай.