Равномерно дующий ветер отгонял от убежища комаров, и заснуть Угарцеву в конце концов удалось.
Поутру было зябко и сыро. Со стороны Чукотского моря надвинулось что-то среднее между низкой облачностью и высоким туманом, и это что-то скрыло почти все возвышенности над тундрой.
Накрыло и убежище Угарцева, отчего Володя чуть погодя вылез из спального мешка, щёлкая зубами от сырости. Процесс обретения внутреннего спокойствия был завершён, пришло время планировать свои действия в новых обстоятельствах.
Здесь я хочу особо отметить: Угарцев ни на секунду не сомневался в том, что, как бы ни сложились эти самые обстоятельства, ему надо продолжать порученную страной, партией и лично товарищем Костиковым работу и через полтора месяца надлежит быть в лагуне Науде, где его должен забрать катер или вельбот морзверобоев из Уэлена. А значит – продолжать геологическую съёмку в указанных квадратах, делать описания обнажений и образцов, покрывать сетью маршрутов левобережье Чапальваама (физически доступное) и потихоньку двигаться к океану.
Что имелось для воплощения в жизнь этого амбициозного плана?
Володя Угарцев достал полевой дневник и скрупулёзно начал перечислять имеющиеся при нём вещи. Список получался недлинный, но внушающий некоторые надежды.
Для продолжения геологических изысканий у него оставались: полный комплект карт на территорию, десяток карандашей (по разгильдяйству он взял с собой в рюкзаке весь запас из вьючного ящика), несколько десятков матерчатых мешочков для образцов, компас, молоток и зубило. Ну и полевой дневник, разумеется. Негусто, но, с учётом складывающихся обстоятельств, уже подарок судьбы. Из снаряжения у Угарцева остались бушлат, брезентовый штормовой костюм, водолазный свитер, пара болотных сапог, уже упоминавшаяся плащ-палатка, нижнее бельё, тельняшка, запасная пара носков, два спичечных коробка, охотничий нож, перочинный ножик «Белочка», малокалиберная винтовка, сто тридцать патронов к ней, содержащихся в трёх пачках, две банки сгущёнки, жестянка с чаем, мешочек со ста пятьюдесятью граммами сахара, мешочек лапши, мятая литровая консервная банка, использовавшаяся в качестве котелка, ложка из нержавейки, два гвоздя, случайно завалявшихся в кармане штормовки, моток бечёвки, пять метров лески и два рыболовных крючка, вязаная шапка, бинокль, кусок медной проволоки…
На первый взгляд – довольно много всего.
А на второй – не очень.
Собрал Угарцев все эти проволочки и крючочки, с любовью разложил их на плащ-палатке и аккуратненько-аккуратненько так упаковал в рюкзак. Повесил этот рюкзак на плечи и потихоньку побрёл в сторону не охваченных ещё предгорий Чааная – съёмку делать.
Самой большой проблемой Угарцева были образцы. Вообще, странствия с геологами – это ночной кошмар как сплавщика, так и лётчика. Если у всех остальных категорий бродяг количество груза с пройденным путём только уменьшается, то у геологов – увеличивается.
Но Угарцев увеличиваться этому грузу позволить не мог.
По идее, для полноценного описания территории ему надо было собрать описания около полутора тысяч точек. Что, по самым скромным прикидкам, составляло не менее ста пятидесяти килограммов. А если учесть стремление любого исследователя к перепроверке результатов – могло выйти и все триста.
Поэтому Угарцев выбрал промежуточный вариант – забирать с собой только наиболее показательные образцы ключевых, по его мнению, для территории обнажений, а все остальные складировать в приметных местах, обозначая места их хранения турами. Разметку можно было выполнить простым карандашом, ибо сделанные им надписи не смываются и не осыпаются без внешнего воздействия, а основные описания делать в дневнике («Мелким почерком», – неизменно добавлял Угарцев по себя).
С чем было по-настоящему плохо – так это с едой. У Владимира была малокалиберная винтовка, но как ею пользоваться, он представлял себе весьма слабо. Конечно, за плечами была начальная военная подготовка, военная кафедра в институте, но всё, что он оттуда вынес, – это «совместите верхний край мушки с верхним краем целика». Да, в начале полевых работ Угарцев убил из этой винтовки пару зайцев, – но он потратил на них двадцать патронов, и такой расход боеприпасов был совершенно неприемлем в изменившихся обстоятельствах. Кроме того, не было чая и сахара. Ну то есть почти не было: оставшуюся малость можно было не принимать во внимание.
