Одна из этих, или обе возможности имели место быть.
Едва он это осознал, до Саямы дошел еще один факт. Он понял истинную причину, стоящую за этими переговорами.
— …
Саяма незаметно расслабился. Он взял себя в руки.
Если я прав в понимании истинной сути этих переговоров, подумал Саяма, пытаться сокрушить Фасольта будет не лучшей стратегией.
Вот почему Саяма решил сказать следующее. Он выдохнул, вдохнул, и затем произнес спокойным голосом:
— Вместо Зигфрида и священного меча Грама мы предоставим вам технологию, эквивалентную сумме бюджета семи тысяч лет, или позволим вам использовать названную технологию.
— Технологию стоимостью в семь тысяч лет бюджета? — переспросил Фасольт перед тем, как рассмеяться во весь голос, — Что ты под этим подразумеваешь? Мы вполне поддерживаем сами себя. Разве есть технология, которую бы мы захотели, разве существует технология, которую Лоу-Гир способен нам предоставить?
— Есть.
— И что же это?
Саяма задумался и сказал:
— Ее можно использовать в качестве оружия. Ее можно использовать в культуре и в цивилизации. Она может быть силой, и стать всем, что существует.
— Ха! Как забавно! Мы в 1-ом Гире живем за счёт силы письма, так какая еще нам потребуется культура и цивилизация?! И с нашими механическими драконами, зачем нам нужно оружие? — Фасольт крепко прижал к груди книгу в твердом переплете. — Скажи мне, Саяма Микото. Что это за технология, на которую, ты думаешь, мы обменяем Концептуальное Ядро? Что это за технология, которую UCAT от нас скрывает?
Саяма кивнул и произнес одно слово.
— Бумага.
●
Фасольт едва не выпустил книгу, которую сжимал у груди.
— С чего ты взял, что нам нуж…?
— Всё ваше письмо либо на пергаменте, либо на полотне. И в этих домах 1-го Гира я не вижу ни одной книжной полки. Бумага — необходимый предмет для того, чтобы общество преодолело определенную черту, но на нее по какой-то причине наложено тут ограничение. Вот почему я подумал, что могу использовать удаление этого ограничения как преимущество в переговорах.
Фасольт понимал, что подразумевает Саяма.
В 1-м Гире письмо обладало силой, потому записывать что-либо влекло за собой определенную опасность. Не говоря уже о том, что наделять это письмо подходящей формой для создания силы было тяжело, и оно было не более чем каракулями, если сделать неверно.
Но не было ничего страшнее, чем неожиданный инцидент.
Вот почему сказители вроде Фасольта передавали письмо в виде звука, и большинство записей хранили, используя символы, которые сложно было назвать письменами. Письмо в докладе о расследовании тщательно подобрали так, чтобы оно обеспечивало надлежащие образы, но не имело фактической силы.
Согласно условиям их мира, технология письма не развивалась. Большинство инструментов, служивших для письма, находились под контролем королевской семьи, и всего несколько было изготовлено.
Как сказитель, он имел хорошее представление о том, как на этом строилась культура 1-го Гира.
Но он задавался вопросом, что бы произошло, если бы это предположение удалили.
Парень перед ним заговорил.
— Что, если вы используете безопасное письмо, как в этом докладе, в качестве основы для тщательно отобранного набора повседневного письма с минимумом силы? Позволит ли это вам передавать вашу нынешнюю культуру и даст ли возможность любому заниматься исследованиями?
Он говорил, что нынешнее положение культуры 1-го Гира изменится.
Саяма протянул к нему руку. Он потянулся к книге у его груди.
Фасольт передал парню книгу в толстом переплете, которую он хотел взять.
Саяма раскрыл ее и пролистал несколько страниц.
— У вас так много домов. И люди, живущие в них, работают в школах, магазинах, и государственных учреждениях. Но ввиду страха опасного письма, вы не можете ничего записывать. Вы не имели возможности расширить технологию письма, что поддерживала бы эти записи, и UCAT ныне держит от вас нашу технологию в стороне.
— Это правда…
— В форме репараций, UCAT уберет ограничение на эту технологию, — произнес Саяма.
Фасольт повернулся к Ооширо, который глянул на него в ответ.
— Ну, нам придется провести насчет этого переговоры с UCAT других стран. Вот незадача, — сказал старик.