— К добру или к худу для нас переворот сей? — Глубоко посаженные карие глаза Игоревича беспокойно забегали. — Такое дело!
— Базилевс Никифор был другом князя Всеволода, базилевс Алексей — его враг, — ответил Халдей.
— С чего ты это взял?
— Ну, во-первых, достопочтимый князь Володарь, как нам всем известно, люди Никифора по сговору с князем Всеволодом увезли из Тмутаракани князя Олега. А во-вторых, Алексей Комнин — он был раньше великим доместиком Запада, то есть командовал войсками западной части империи ромеев. И когда несколько лет назад, ещё во времена базилевса Михаила Парапинака, в Херсонесе случился бунт, то покойный князь Святослав[114], отец Олега, послал на помощь Комнину рать. Но вскоре князю Святославу выпало умереть, и тогда князь Всеволод, заняв его место, отменил уже начатый поход, вернул в Киев войско. С той поры они с Алексеем Комнином и стали врагами.
— А ты неплохо ведаешь о делах на Руси, — отметил Володарь.
Халдей в ответ подобострастно улыбнулся.
— Рад служить вам, о доблестные князья!
— Выходит, раз базилевс Алексей — ворог князю Всеволоду, то не помочник он ему. Не поспешит воротить Тмутаракань под руку Киева. — Игоревич задумчиво огладил бороду.
— Ему это невыгодно, князь, — подтвердил Халдей. — Полагаю, в ближайшее время он не обратит на наш маленький город свой взор. Не до нас ему. Много врагов у базилевса ромеев. Турки, норманны острова Сицилия, печенеги[115].
Разговор на том был окончен. Халдей поспешил покинуть княжеские хоромы.
Шёл он, ведя в поводу коня, по торгово-ремесленному околоградью, мимо купецких лавок и мастерских, когда внезапно до слуха его донёсся звон яровчатых гуслей[116] и громкий, выводящий старинный напев голос певца. Халдей обомлел от неожиданности. Бледность растеклась по красивому молодому его лицу: «Боян! Песнетворец Боян! Правая рука князя Олега! Не может быть!»
Халдей осторожно протиснулся через торговые ряды.
Молодой светлолицый гусляр в белой русской свите, с рыжими вьющимися волосами, перетянутыми цветастой лентой, выводил на гуслях мелодию.
Узнав его, Халдей в ужасе шарахнулся в сторону. Быстро сообразив, как теперь быть, он вскочил в седло и галопом помчался назад, в крепость.
Володаря он в тереме не застал, и это уже было хорошо. Всё-таки князь Давид был проще и понятней, одно занимало его думы — власть и серебро. Дрожа всем телом, Халдей подскочил ко князю и взволнованно выпалил:
— О, светлый князь! Там, внизу, в окольном городе, объявился наш враг, Боян. Он боярин князя Олега. Вели схватить его, князь! Боян здесь неспроста. Начнёт подговаривать простой люд на встань!
Давид не мешкая послал к указанному Халдеем месту двоих дружинников.
Рыжеволосый певец и не думал скрываться. Когда же дружинники, обнажив сабли, подступили к нему, вдруг перегородил им путь здоровенный детина-кузнец.
— А ну, не трожьте нашего Бояна! — прорычал он, потрясая кулаком.
Тотчас обступила воинов грозно клокочущая толпа. Были здесь и жёнки, и подростки, и старики, и мужи с дрекольями и топорами. Под шумок кто-то ухватил песнетворца за руку и увлёк за собой. Мало-помалу толпа разошлась, рассосалась. Встани не случилось, но Володарю с Давидом стало неспокойно.
Верные им люди, переодетые в простые свиты, на следующий день обшарили весь город. Искали Бояна и хазары, всюду расспрашивали о нём, сулили звонкое серебро, но словно сквозь землю провалился знаменитый песнетворец.
— Видишь, брат, — говорил после Володарь Игоревичу. — Тмутаракань покуда не наша с тобой. Князя Олега и иже с ним. И неведомо, покорится ли нам она.
С высоты крепостной башни смотрел он на морские просторы, на бухту и загадочный, непостижимый многолюдный город. Душу наполняла тревога.
Жёнку эту Володарь в первый раз увидел в соборе, на молитве. Белый чепец плотно покрывал ей голову, тело облегало лёгкое шёлковое платье цвета морской волны. Он стоял от неё сбоку и то опускал очи долу, коря себя, что неподобные мысли лезут в голову во время службы, то осторожно взглядывал на неё, чувствуя, как от красоты этой чуть ли не дыхание перехватывает.
Всё в Таисии было соразмерно, словно бы, создавая её, Господь, как утончённый скульптор, вырисовывал с любовью каждый штришок. Высокий, но не чрезмерный лоб, большие глаза цвета южной ночи, тонкие уста, нос с небольшой греческой горбинкой, гладкий, будто из мрамора выточенный, подбородок — всё в ней было прекрасно.
