Она выпорхнула из каморы и скрылась в одном из тёмных переходов дворца. Биндюк задумчиво почесал в затылке, покачал сокрушённо головой и в сопровождении того же слуги-грека покинул княжеские хоромы.
Как и наказывала Таисия, ничего о ней отрок Володарю не сказал.
...А князь Святополк своё слово сдержит. Пройдёт много лет, и отдаст он свою любимую дочь Марию замуж за понравившегося ей польского шляхтича — Петрока Власта. Спустя ещё немало времени окажется сей Петрок при дворе Володаря, сыграет весьма неблаговидную роль, а после снова объявится на Червенщине, моля о прощении и защите, лишённый и земель, и глаз. Так и будет он доживать свой век вместе с верной женой под крылышком у внука Володаря.
Была ли Мария счастлива — одному Богу, наверное, только и известно. Но никогда ни словом не пожаловалась она на свой удел. Впрочем, разве у других женщин той поры судьба складывалась намного более удачно? И могла бы жизнь её самой сложиться лучше, отдай её отец за какого-нибудь короля или князя? Ответов на такие вопросы нет. Ибо история сослагательного наклонения не терпит.
* * *
...Получив грамоту Святополка и выслушав повествование Биндюка, Володарь едва скрывал радость. Слава Христу, кажется, сбывалась его мечта, во владениях его и брата наступал мир. Никто больше не угрожал Червонной Руси ратными бедами.
Впереди были свадьбы, пиры на сенях, кружащие голову меды, были обильные урожаи, были порядок и покой на западном русском порубежье. Крепли под рукой Володаря Перемышльское и Теребовльское княжества.
...Спустя несколько лет, после разгрома дружинами русских князей в битве на Хороле половцев Боняка и Шарукана, из Кодымской степи к Свинограду подступили две большие орды, ведомые знатными солтанами. На телегах, крытых бычьими шкурами, везли половцы свои юрты. Вместе с мужчинами ехали женщины и дети. Пригнали с собой кочевники табуны мохноногих лошадей, стада баранов и коз. Пришли они на сей раз на Червонную Русь с миром, не стали грабить и воевать.
— Возьми нас к себе на службу, — просили солтаны Володаря. В степи стало плохо, очень плохо. Хан Боняк откочевал далеко на юг. Твои братья Мономах и Святополк стали хозяевами степей. Мы сумели сохранить наших лучших воинов. Знаем, что ты был другом хана Боняка. Многие из нас под твоим началом рубили злочестивых угров.
Солтанов и всех прибывших с ними половцев окрестили в водах Белки, после чего Володарь охотно принял их, расселив по пограничным городкам. Многих взял к себе в дружину, часть же, в основном молодых, поручил заботам воеводы Верена и оставил в Свинограде. Вызвав Верена вместе с юным Владимиркой в горницу своего свиноградского терема, князь объявил сыну:
— Пусть тебе, Владимирке, эти половцы послужат. Ратники добрые всегда пригодятся. Сильная дружина — сильный князь. Помни о том. Ты же, воевода, пригляди, чтоб не озоровали. А то ведь, сам понимаешь, лихие нравы половецкие. Хватать привыкли всё, что плохо лежит.
Первенца своего Ростиславич с улыбкой потрепал по густым светлым волосам. Мальчик слушал отца с серьёзным видом, заметно было, что старается он вникнуть в каждое его слово. Это Володарю нравилось. Думалось: будет в чьи руки передать княжеский стол.
Гридня этого Володарь узнал сразу. Вспомнил горницу терема в Бужске, пьяного, блюющего на пол Игоревича и молодого паробка, робко застывшего под дверью. Гридень сжимал в руках грамоту с восковой печатью.
— С чем прибыл к нам, добр молодец? — В словах сына Ростислава слышалась очевидная насмешка.
Гридень встрепенулся, заговорил быстро, взахлёб, словно боясь что-нибудь забыть.
— Князь мой, Игоревич Давид, шлёт тебе грамоту сию. Велит передать, что получил он от князя Святополка во владение Дорогобуж, куда ныне и направился. Ещё говорит, что пить более не будет и просит, чтобы ты, княже, воротил ему жену и сынов.
— Вот как! Пить, значит, не будет. Слыхали уже, стара сия песенка. А что до княгини Елены, так ведь она не вещь. Сама уехала, я её силой не забирал. Сама она и решит, возвращаться к твоему князю или нет, — строго заключил Володарь. — Ты грамотку Давидову оставь. Я с сестрой потолкую. Ответ тебе в скором времени дадим.
