Хроники Червонной Руси - страница 19
— Дружина у тебя на что? Разогнал бы смутьянов, скрутил их в бараний рог! Кого — на плаху, кого — в поруб! — возмутилась Гертруда.
— Если бы так просто всё было! Плаха, верёвка, поруб! — Святополк вздохнул. — Тогда точно останется только бежать отсюда и вовсе без волости сидеть, как твои Ростиславичи. Вот и вынужден я покуда терпеть. Верю, дождусь часа. Тогда или какой добрый стол получу на Руси, или вечевиков этих прижму. Хотя непросто это, ох непросто!
Гертруда смолчала, недовольно передёрнув плечами.
— А богатства у Новгорода меж тем не меряно, — продолжал Святополк. — Мёд, воск, пенька, ворвань[88], серебро закамское, сукна ипрские[89] и лунские, мечи франкские, щиты, меха разноличные. И жалко, до боли, до жути, что проходит всё это мимо меня, как мука сквозь сито. Перепадает только по ряду положенное на прокорм. И где она, власть истинная?
— Где власть?! — Княгиня-мать взвилась. — Бороться за неё надобно! Толкую о том и тебе, и Ярополку!
— Бороться! Слыхали, видали тех борцов! На погосте во гробах лежат! — злобно осклабился Святополк. — Нет, мать! Покуда выждать надо. Не на нашей стороне нынче сила.
— Ну и жди, сиди, прячься за стенами сими каменными. Со своей Лутой расфуфыренной! — раздражённо прикрикнула на сына вдовая княгиня.
Она вскочила со скамьи, собираясь уйти. Вдруг остановилась, повернула лицо к сыну, спросила:
— Монах тут один с нами во Плескове увязался, Нестор. Говорят, летопись вести намерен.
— Это я его надоумил. — Святополк сразу оживился. — Вроде парень грамотный. Замыслы у него большие. Хочет связать историю Руси с историей Всемирной, той, что в Библии описана. Вспомнил я, как ты рассказывала о матери своей, княгине Риксе. Вела она рочники, таблицы, в кои события жизни своей за каждый год записывала. Ну, а вот если шире поглядеть на сие, как думаешь… Выдал я Нестору пергамент, не поскупился. Чай, и меня добрым словом помянет. Да и тебя, матушка! — Святополк впервые за время их разговора лукаво улыбнулся.
— Вот то дело доброе, сын, вы с Нестором задумали. Я вам в нём помогу. Старые матушкины рочники храню доныне у себя во Владимире. Пришлю с них копии вам. Чай, пригодятся.
Разговор матери с сыном на том окончился. Позже, уже ночью, неожиданно вызвала Гертруда к себе в покой Фёдора Радко.
— Вот что, Фёдор! Ведомо мне, что имеется у сына моего Святополка наложница. Хочу проведать, кто она еси и где он её держит. Думала, здесь, в Изборске, но тут с ним княгиня пребывает. Скачи-ка, дружок, в Новгород! Коней не жалей. Разузнай доподлинно, кто такая, где живёт!
— Сделаем, княгиня! — уверенно заявил Радко. Поклонившись Гертруде в пояс, он выбежал из покоя и тотчас стал готовиться в путь.
…Две седьмицы прошло, и снова стоял Фёдор перед Гертрудой, снова кланялся. Сказал уверенно:
— Наложница сия — чудинка. Так Чудинкой и кличут. Живёт в Городище, под Новгородом. Бывает иногда у ней князь Святополк. Раньше, люди сказывают, беспутной девкой была, но недолго, молодая совсем.
— Видел её? Какова из себя?
— Ну, видел. Простая.
— Так. Полно. Ступай. И язык за зубами держи, ни единой душе ни слова.
— Обижаешь, княгиня.
Гертруда решительным жестом велела Фёдору выйти.
Рано утром пришла она в покои к сыну.
Святополк, лениво потягиваясь и вздыхая, нехотя сел на постели и вопросительно уставился на вошедшую мать.
— Стало быть, наложницу завёл, чудинку?! В Городище её держишь?! Стыд, позор, Святополче! — набросилась на него Гертруда.
— Да полно тебе меня стыдить! — Святополк отмахивался от неё, как от надоедливой мухи. — Вон отец чуть ли не гарем держал в Берестове, помнишь ведь. Прадед же мой, князь Владимир Креститель, семь жён имел, а окромя того, восемьсот наложниц.
