— Но вы больше не Коронованный, милорд… ваше величество…?
— Изменения в Пилиплоке не единственные изменения, которые произошли,— сказал он.— Я покажу вам, Гуидрага. А потом я вернусь на свой корабль и вы проведете меня в пристань, и я поговорю с хозяевами вашей свободной республики так, чтобы они объяснили мне более точно. А, Гуидрага? Давайте я покажу вам, кто я.
Он взял руку Слита в свою руку, а щупалец Делиамбера в другую руку и легко и мягко перешел в состояние полудремы, состояние транса, которое позволяло ему говорить без слов, из мозга в мозг, как будто он излучал послания. И из его души к душе Гуидраги устремился поток такой большой энергии и силы, что заставил светиться воздух между ними, поскольку он привлекал теперь не только силу, которая накопилась в нем за время испытаний и смятения, но также и ту, которую давали ему Слит и урун, и его товарищи на борту "Леди Сиин", и лорд Хиссун, и мать Хиссуна, Леди, и его собственная мать, бывшая Леди, и все другие, кто любил Маджипуру, какой она была и какой они хотели, чтобы она стала вновь. И он достиг Гуидраги, а потом стоявших за ней охотников на драконов, скандаров, а потом экипажи других кораблей и потом граждан свободной республики Пилиплок, через море. Сообщение, которое он посылал им, было простым: он пришел простить их за ошибки и получить от них возобновленную преданность великому содружеству, которым была Маджипура. И он говорил им также, что Маджипура была неразделенной и что сильный должен помогать слабому или все пропадут вместе, поскольку мир стоит на краю гибели, и ничто, кроме общего мощного усилия, не спасет его. И напоследок он сказал им, что начало конца времени хаоса недалеко, поскольку Понтифик, и Коронованный, и Леди, и Король Снов идут вперед вместе, чтобы восстановить порядок, и все снова будет единым, если только они верят в справедливость Бога, от имени которого он правит теперь как верховный монарх.
Он открыл глаза. Он увидел, что Гуидрага, потрясенная, раскачивающаяся, медленно опускается на колени, и скандары, которые были рядом с ней, делают то же самое. Потом она подняла руки вверх, словно защищая глаза.
— Милорд, Ваше величество… Ваше величество.
— Валентайн! — закричал кто-то вдали, в конце палубы.— Валентайн Понтифик!
И крик подхватили моряки один за другим:
— Валентайн Понтифик! Валентайн Понтифик!
Пока это эхом не разнеслось от корабля к кораблю, по воде и
даже до крепостного вала далекого Пилиплока:
— Валентайн! Валентайн Понтифик! Валентайн Понтифик!
Когда королевский экспедиционный отряд находился в нескольких часах пути от Ни-мои, лорд Хиссун вызвал к себе Альзимира и сказал:
— Узнай, стоит ли все еще большой дом, называемый Нисиморнской Панорамой. Если он цел, я намерен использовать его как штаб-квартиру, пока буду в Ни-мое.
Хиссун отчетливо представлял этот дом, представлял всю Ни-мою — ее белые башни и сверкающие пассажи. Представлял так живо, будто прожил там половину жизни. Но он никогда не ступал на землю Зимроеля до этого путешествия. Теперь он мысленно просматривал картотеку чтения мыслей в Реестре Душ, в глубинах Лабиринта. Как ее звали, маленькую лавочницу из Лепатиса, которая вышла замуж за брата герцога и приехала получить в наследство Нисиморнскую Панораму? Иньянна, кажется. Иньянна Форлэйн, которая воровала на Главном Базаре, пока ее жизнь так разительно не изменилась.
Все это произошло в конце правления лорда Молибора всего каких-нибудь двадцать или двадцать пять лет назад. "Очень возможно, что она еще жива,— подумал Хиссун.— Все еще живет в чудесном доме, обращенном к реке. И тогда я пойду к ней и скажу: "Я знаю тебя, Иньянна Форлэйн. Я понимаю тебя так же, как самого себя. Мы одинаковые — ты и я — фавориты судьбы, и мы знаем, что настоящие фавориты судьбы те, кто знает, как наилучшим образом использовать свою удачу".
Нисиморнская Панорама все еще стояла, восхитительно возвышаясь на скалистом мысе над пристанью. Ее свободно несущие балкончики и портики мечтательно парили в мерцающем воздухе. Но Иньянна Форлэйн больше там не жила. Огромный дом заняла теперь скандальная компания скваттеров, упакованных по пять и шесть в комнате. Они пачкали своими именами стеклянные стены Зала Окон, жгли дымные костры на верандах, выходящих в сад, оставляли грязные отпечатки пальцев на сверкающих белизной стенах. Большинство их исчезло, как утренний туман, как только войска Коронованного вошли в ворота, но несколько осталось, сердито уставившись на Хиссуна, как будто он был захватчиком из какого-нибудь другого мира.
