— Это другое дело,— сказал Слит.— Вы могли делать все, что хотели, когда были жонглером. И когда находились среди формодеев, вы вряд ли сами верили в то, что вы Коронованный. Но теперь, когда вы без сомнения Коронованный…
— Я пойду в их земли, и это будет паломничество покорности, начало акта искупления.
— Милорд! — забормотал Слит.
Валентайн улыбнулся:
— Давайте. Назовите мне все аргументы против моего решения. Многие недели я ждал момента, чтобы начать печальный спор с вами тремя об этом, и теперь, я полагаю, это время пришло. Но позвольте сказать вам сначала одно: когда мы закончим говорить, я поеду в Пиурифаину.
— И ничто не остановит вас? — спросил Тунигорн.— Если мы скажем об опасностях пути, нарушении протокола, возможных враждебных политических последствиях…
— Нет! Нет! Нет! Ничто не остановит меня. Только опустившись на колени перед Данипиурой, смогу я покончить с несчастьями, которые опустошают Зимроель.
— Вы так уверены в этом, милорд? — сказал Делиамбер.— Вы считаете, что это будет так просто?
— По крайней мере, это то, что необходимо испробовать. В этом я убежден, и вы никогда не поколеблете меня в моем решении.
— Милорд,— сказал Слит,— насколько мне помнится, это формодеи своим колдовством лишили вас трона, и, я думаю, вы тоже помните об этом. Теперь мир стоит на краю безумия и вы хотите отдать себя в их руки, но их душа — это дремучий лес без дорог. Разумно ли это…
—Разумно? Нет. Необходимо? Да, Слит. Да. Одним Коронованным больше или меньше, это не имеет значения. Есть много других достойных людей, кто сможет занять мое место и действовать так же, как я, или, может быть, лучше. Значение имеет только судьба Маджипуры. Я должен ехать в Илиривойн.
— Я прошу вас, милорд…
— И я прошу вас,— сказал Валентайн.— Мы поговорили достаточно. Повторяю, я не изменю своего решения.
— Вы поедете в Пиурифаину,— не веря, сказал Слит.— Вы отдадите себя формодеям?
— Да,— сказал Валентайн.— Я отдам себя формодеям.
Миллилэйн всегда будет помнить день, когда объявился первый из новых Коронованных, потому что в этот день она заплатила пять крон за пару жареных колбасок.
В полдень она должна была зайти к мужу Кристофу в его магазинчик на эспланаде у Хинторского моста. Шло начало третьего месяца эпохи Нехватки.
Нехватка в Хинторе ощущалась во всем, однако про себя Миллилэйн употребляла более точное слово — голод. Правда, никто еще от голода не умирал, пока… но и пищи ни у кого в достатке не было, и положение, судя по всему, ухудшалось с каждым днем. Вчера вечером они с Кристофом съели лишь немного каши, приготовленной из сушеных калимботов, и кусочек корня чумбы, Сегодня на ужин будет пудинг из стаджи. А завтра? Кристоф говорил, что собирается поохотиться в Престимионском парке на мелких животных: минтунов, дролей и им подобных. Филе минтуна? Жареная грудинка дроля? Миллилэйн передернуло, А может, тушеная лизара с отварными листьями капиутного дерева на гарнир?
Она спустилась по Осиерскому бульвару до того места, где он сворачивал на Зимрский проспект, дальше открывалась эспланада перед мостом. И едва она миновала здание протектората, ее настиг явный и непереборимый запах жареных колбасок.
"У меня галлюцинация,— подумала она.— Или, может быть, я сплю?"
Когда-то здесь, на краю эспланады, рядами стояли со своими жаровням и на тележках десятки торговцев колбасками. Но вот уже несколько месяцев Миллилэйн не видела ни одного. Мясо поступало теперь с перебоями: скот голодал из-за недостатка кормов в западных животноводческих районах страны, а перевозки скота из Сувраеля, где пока все еще было в порядке, нарушались стадами морских драконов, скопившихся на путях следования торгового флота.
Но запах этих колбасок был абсолютно подлинным. Миллилэйн посмотрела по сторонам, отыскивая его источник.
Да! Это там!
Не галлюцинация, не сон. Невероятно, поразительно, но торговец колбаской действительно стоял на площадке: невысокий сутуловатый лимен с покосившейся старой тележкой, в которой над горящими углями лежали шпажки с насаженными на них красными колбасками. Он стоял так, словно все в мире оставалось по-прежнему. Как будто не было Нехватки. Как будто продовольственные магазины не перешли на трехчасовой график работы, потому что этого времени вполне хватало, чтобы продать все, что имелось на складе.
