Исправных танков и боевых самолетов не имелось у обеих сторон готовящегося сражения, горючего и подготовленных экипажей для них — тем более; артиллерия и минометы были представлены единичными экземплярами. Аэрокосмической разведки со стороны противника казаки не опасались, зная, что имевшиеся в распоряжении московского правительства пять вертолетов, базировавшихся на аэродроме в Кубинке, будут уничтожены диверсионной группой за час до начала общего движения, а для связи с орбитальной спутниковой группировкой у командования противника недостаточно энергетических мощностей. Всю операцию планировалось завершить в основном за две недели.
В течение дня четвертого мая отрабатывались приемы взаимодействия и порядок осуществления связи между соединениями. Дополнительной боевой учебы для участников операции не требовалось, так как все они были обстрелянными солдатами прошедшей три года назад войны.
К утру пятого мая бойцы готовых к наступлению казачьих соединений, частей и подразделений замерли в нетерпеливом ожидании.
В полдень четвертого мая, объявленного праздничным днем, в эваколагерь «Домодедово» прибыл из правительства политкомиссар по фамилии Циклер, который длинной речью «проциклевал» мозги собравшимся по такому случаю на посыпанной снежком поляне работягам и солдатам. Смысл речи трудно было уловить, но присутствующие кое-как поняли, что они должны всемерно и беспощадно бороться с разрухой и своим ударным трудом приближать всеобщее счастье. Против этого никто не возражал и народ поддерживал оратора дружными аплодисментами, уже носом чуя, что будет угощение с выпивкой.
Комиссар говорил витиевато и пламенно, энергично рубя воздух правой рукой и поминутно вставляя неопределенное междометие «ё…» с предлогом «на…» в стиле артиста Владимира Винокура, чем вызвал к себе явное расположение слушаталей. В конце выступления он спохватился и объяснил причину собрания: ему приказано объявить, что празднование Дня Народного единства проводится в последний раз четвертого мая, поскольку подготовлено постановление правительства о введении нового стиля летосчисления. В следующий раз этот праздник будет четвертого ноября, а отмечать грядущий Новый Год люди уже будут первого января, а не первого июля как теперь.
Народ дружно аплодировал: всем надоела путаница с датами. О том, какие астрономические или международные проблемы может вызвать такое решение, думать было незачем: в космос снова еще не скоро лететь, а от чужих государств осталось столько же, сколько и от российского — почти ничего; постепенно все уладится.
Циклер добавил, что сохранение и продолжение традиций прошлого должно сплотить людей для будущих побед мирного строительства. Люди были «за» и азартно хлопали в ладоши, чувствуя, что другого повода «тяпнуть» на халявку еще долго не будет: других государственных праздников осенью просто нет вплоть до Нового Года. День Конституции двенадцатого декабря никто и раньше всерьез не воспринимал, а теперь уж какая Конституция?..
Аудитория уже понимала невзрачность результатов своего напряженного труда: за полгода работ по расчистке московских завалов до центра города так и не дошли, коммуникации не восстановили — жить в столице практически невозможно. Так что дежурная речь дежурного оратора, пытавшегося патетическими словесами разжечь энтузиазм рабочих, вызывала у них нормальное, адекватное отношение: по ушам «ездит» — положено так!..
Наконец агитатор закончил свой пустышный сеанс речевого гипноза и вытащил откуда-то из-за себя замухрыженного попика. Тот сходу понес «аллилуйю» и все, что должно быть по случаю формального торжества, раз за разом осеняя присутствующих большим, желтого металла крестом, зажатым в худеньком кулачке.
— Ну, пошла богадельня! — с усмешкой произнес Леха в сторону Орлова. — Кадило-то пропил, видать.
Тот ответил в тон:
— Да… демократический поп — это круто!
Блеющий тенорок-козлетончик священника вызвал, однако, живой отклик в женской среде: многие мамаши, а то и молодые девахи стали истово креститься и шептать вслед за ним то «господи прости», то «господи помилуй». Среди мужиков тоже нашлись отдельные субъекты, которых увлекла молитва, остальные же стали потихоньку расходиться.
