— У него нет времени на общий обзор. Он отсечен от знания своим календарем ежедневных мероприятий.
— Разве это не относится ко всем спецслужбам?
— Разумеется. Такова жизнь. Только противник обладает общей картиной. Вы говорите: «ЦРУ знает», «ЦРУ предполагает», «ЦРУ начиная с 1951 года…» — это нереалистичное употребление соответствующих языковых выражений. Субъектом может быть только специалист — или изолированный от него разведчик и изолированный от него аналитический отдел. С точки зрения грамматики ЦРУ как целого не существует. Организация возникает только на основе составленных нами карт с полученными данными, причем как силуэт, то есть в виртуальном компьютерном виде.
— А в прессе как предмет общественного интереса?
— Химера.
— Не слишком ли сурово?
— Откуда пресса возьмет информацию?
— Например, от вас.
— Это была бы диверсия. Получилась бы картина, но не совпадающая с предметом, то есть нашим реалистическим анализом противника.
— Как бы там ни было, вы подтверждаете, что 96 % случаев НЛО раскрыто.
— Не нами.
— То есть?
— Раскрыто по данным ЦРУ. Мы проверили лишь 37 % из них.
— И не нашли ничего нереального?
— С чего вы решили, что НЛО нереальны?
— Я имел в виду неземные. Прилетевшие из космоса.
— Или давно обитающие на Земле! Так сказать, промежуточный вид. Мне достаточно нераскрытых 4 %.
— Теперь о вашем случае.
— Я летел, возвращаясь из Кавказского военного округа, над Каспийским морем. Я ожидал помех с юга. Однако длинный, с черным чешуйчатым покрытием летающий объект появился с севера и повис рядом с моим самолетом.
— Вы видели это в иллюминатор?
— Нет, из кабины пилота. Черный металл, в семи метрах от нас.
— У-2?
— Уж поверьте, американские аппараты я знаю. Этот черный металл стал раздуваться, как головастик, и был готов поглотить наш самолет.
— То есть проглотить?
— Не меня, а самолет.
— Продолжающий лететь дальше в пасти этого головастика?
— Мы летели. Я следил за приборами.
— А ваш пилот?
— Был готов удариться в панику. Я сказал ему: спокойно. Вокруг нас тьма. Я сказал: вспомните поговорку: «На все воля Божья!», чтобы народными выражениями сделать атмосферу более человечной, непринужденной.
— А вы не боялись?
— А что толку бояться?
— Когда приходит страх, об этом не спрашивают.
— Мы были подготовлены на все случаи.
— Но не на этот.
— На этот нет. Он произошел внезапно.
— Потом вы потеряли сознание?
— Я еще засек время.
— Что это значит?
— Нам полагается, если мы чувствуем, что ситуация выходит из-под контроля, два раза нажать на часы. Так фиксируется точный момент потери сознания для последующего исследования. Нас специально тренируют.
— Что потом произошло, вы не знаете?
— Прошло около 16 часов. Я лежал в низине где-то в тундре. Части моего парашюта лежали рядом. Ноги у меня были переломаны. Мое падение видели, и шесть часов спустя меня нашел вертолет.
— Они (кто бы это ни был) вас вышвырнули?
— Они исследовали меня, то есть оперировали. Кое-что вынули, заменив искусственными органами (они работают, хотя нам не удалось их исследовать). После этого как следует зашили, оставив швы и скобы, не вызывающие отторжения организмом, и более или менее непочтительно вышвырнули.
— Очень непоследовательно.
— Да, сначала очень бережное отношение, потом нет. Зачем они меня зашили, вставили заменяющие протезы, вынули из меня почку? С другой стороны: зачем им понадобилась такая неинтересная вещь, как два метра моего кишечника? Почему они меня выбросили, после того как приложили столько усилий, чтобы сохранить мне жизнь? Уровень смерти при падении парашютистов в тундре составляет 86 %.
— Может быть, это было им известно?
— Почему вы говорите «они»? Нет никакой уверенности, что это были личности.
— Но это и не могло быть американской диверсией (сказал американец).
— Нет, не могло, в противном случае нам это было бы известно. И не потому, что нам надо было бы определить отдельное событие, а потому, что мы узнали бы от наших агентов в ЦРУ как часть ПЛАНИРОВАНИЯ, и уж тем более как часть отчета за РЕЗУЛЬТАТЫ. Мы не можем знать все, что происходит на планете. Но мы полностью осведомлены о том, что известно об этом аппарату ЦРУ.
